В прохладном воздухе нарождавшегося дня летел сокол, тяжело поднимая усталые крылья. Скоро взойдёт Солнце, и обширная каменистая пустыня превратится в пылающий ад, но пока воздух свеж и прозрачен.
Птица была намного крупнее, чем другие особи данной породы, и в окрасе перьев преобладал несвойственный этому виду белый цвет. С некоторым допущением его можно было бы назвать белым соколом.
Сокол был необычный, он помнил своё имя и более того помнил о своём существовании в другом теле, а не так давно в его память яркими вспышками стали врываться воспоминания о ещё одной, предыдущей жизни.
Эти вспышки были туманные и непоследовательные, но сокол усилием воли старался их прояснить и расставить в хронологическом порядке.
Сокол знал, что успеет долететь до невысоких скал и скрыться там от полуденной жары. Но лететь становилось всё труднее.
О, великая Исида!
Взываю к тебе под взорами владык ночи.
Велика ты среди всех остальных богов,
Прекрасна в своей высокой обители, –
Владычица, что даёт защиту от демонов земли.
Привет тебе, чей дух освещает всё сущее из иного мира,
Прекрасны твои проявления в царстве повелителя жизни,
Твоего супруга и брата.
Дай мне частицу твоего духа и небесные силы.
О, великая Исида, защити меня!
(Перевод молитвы с древнеегипетского принадлежит жрице Падиусири)
У подножия невысоких скалистых красно-бурых гор, опустившись на колени, отдыхали четыре одногорбых верблюда. Двое молодых слуг в белых чалмах и длинных рубахах уже сняли с верблюдов часть поклажи, расстелили на песке широкий ковёр и теперь занимались установкой белого полотна небольшого навеса на толстых тростниковых опорах.
Недалеко от этого импровизированного лагеря по узкой тропинке между обломками каменных глыб медленно поднималась в гору одинокая фигура. Солнце палило беспощадно и в нагретом воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка.
Высокий мужчина преклонных лет в белой галабеи и тюрбане, опираясь на деревянный, украшенный резьбой посох, на вершине которого был искусно вырезан левый глаз Хора, неторопливо вошёл под свод пещеры.
Он остановился, переводя дыхание и ощущая приятную прохладу. Ни единый звук не нарушал тишину этого древнего недостроенного святилища.
Первый зал пещеры, среднего размера, тонул в полумраке, его девственные стены не подвергались ударам молота и зубила. Во втором зале значительно большего размера стояли четыре колонны, подпирающие высокий свод, на колоннах висели бронзовые зеркала, отражающие солнечный свет. По бокам зала располагались прямоугольные входы, по четыре с каждой стороны, ведущие в продолговатые помещения меньшего размера. В глубине пещеры находился ещё один небольшой зал, который использовался как кладовая.
Тем же неторопливым шагом, с достоинством, мужчина прошествовал первый зал и, повернув направо, вошёл в комнату, где за низким широким столом сидел молодой человек, склонившись над листом папируса.
Вдоль левой стены размещались высокие сделанные из тростника стеллажи с множеством полок, на которых в строгом порядке располагались рукописи на пергаменте, глиняные таблички и свитки папируса, лежали всевозможные баночки, горшочки и мешочки различных размеров, пучки сухих трав.
Справа у стены лежал тюфяк, набитый соломой, рядом находились два сплетённых из тростника кресла. На столе стояла незажжённая лампада, вокруг которой в некотором беспорядке были набросаны свитки и листы папируса, испещрённые иероглифами и арабской вязью, лежали письменные принадлежности, астролябия и небольшой амулет из слоновьей кости с изображением богини Исиды.
Жрец бога Хора, а это был именно он, остановился на пороге, его орлиный взор смягчился и наполнился отеческой любовью и гордостью.
Молодой человек не выделялся особой красотой, но вследствие ежедневных упражнений имел прекрасное телосложение, а тёмные волосы, правильные черты лица и необычный волевой взгляд карих глаз усиливали общее впечатление незаурядности.
«Да, как вырос и возмужал за долгие семь лет этот одарённый юноша» – размышлял жрец – «Иногда я жалею, что у меня нет детей, но я пошёл по другому пути, и это было единственно верное решение!».
Читать дальше