Стивен Джонс - Оборотни

Спор внизу становился все яростнее. Боллард приоткрыл дверь. Он услышал голос Саклинга. В любезном тоне, которым тот увещевал своего собеседника, чувствовалась угроза.

— Все кончено, — говорил Саклинг, — или вы перестали понимать по-английски? — Криппс хотел что-то сказать, но Саклинг оборвал его. — В общем, так: или вы уйдете отсюда по доброй воле, как подобает джентльмену, или Гидеон и Шеппард выставят вас силой. Что вы предпочитаете?

— Послушайте, что происходит? — резко спросил Криппс. — Вы же никто, Саклинг. Вы шут гороховый.

— Я был им вчера, — ответил тот. — С тех пор кое-что изменилось. У каждого бывает его день, верно? Вы знаете это лучше любого из нас. На вашем месте я прихватил бы плащ. На улице дождь.

Последовало недолгое молчание, затем Криппс сказал:

— Хорошо. Я уйду.

— Вот и молодец, — сладким голосом сказал Саклинг. — Гидеон, проверь, что там наверху.

— В доме никого нет, — сказал Криппс.

— Верю, — сказал Саклинг. — Гидеон, проверь.

Боллард услышал шаги, и вдруг в холле поднялся шум.

Криппс то ли бросился на Саклинга, то ли попытался сбежать. Саклинг вскрикнул; послышался шум борьбы. И вдруг — одиночный выстрел.

Криппс закричал, затем раздался звук упавшего тела.

И вслед за этим — полный ярости голос Саклинга:

— Глупо! — сказал он. — Глупо.

Криппс что-то простонал, что именно, Боллард не уловил. Вероятно, он попросил, чтобы его никуда не отсылали, поскольку Саклинг ответил:

— Нет. Вы уедете в Лондон. Шеппард, перевяжи его. Гидеон — наверх!

Боллард попятился, когда услышал на лестнице шаги Гидеона. Он чувствовал себя вялым. Из этой ловушки нет выхода. Его загонят в угол и уничтожат. Он зверь, заплутавший бешеный пес. Он убил бы Саклинга, будь у него силы. А что потом? В мире полно таких, как Саклинг, людей, которые, затаившись, тихо ждут своего часа, чтобы потом вынести на свет божий всю свою мерзкую суть; подлые, тихие, скрытные люди. И вдруг в Болларде словно пробудился зверь; он внезапно вспомнил о парке, и тумане, и об улыбке на лице Мироненко, он почувствовал то, чего не испытывал никогда, — тоску по жизни в облике чудовища.

Гидеон уже поднялся по лестнице. Чтобы хоть как-то задержать неизбежное, Боллард заскочил обратно в комнату и открыл первую попавшуюся дверь. Это была ванная. На двери была защелка, и Боллард опустил ее.

Комнату наполнил шум льющейся из крана воды. В водосточной трубе не хватало одной секции, поэтому поток дождевой воды с шумом бил о подоконник. От этого звука, а еще от холода, царившего в ванной, в памяти Болларда вновь всплыли ночные видения. Он вспомнил кровь и боль; вспомнил душ — вода хлестала по его голове, снимая адскую боль. И вместе с этими воспоминаниями всплыли слова, которые он произнес, сам того не сознавая: «Я не верю».

Его услышали.

— Здесь кто-то есть! — крикнул Гидеон. В дверь ванной постучали. — Откройте!

Боллард слышал его совершенно отчетливо, но не ответил. Горло горело, в голове нарастал рев двигателей. Чувствуя, как его охватывает отчаяние, Боллард прислонился спиной к двери.

В две секунды Саклинг взлетел по лестнице.

— Кто там? — крикнул он. — Отвечайте! Кто там?

Не получив ответа, Саклинг приказал привести Криппса. Из-за двери доносилась возня.

— Последний раз предупреждаю… — сказал Саклинг.

Что-то страшно давило на череп. Кажется, на этот раз он не выдержит; глаза болели так, словно вот-вот выскочат из орбит. Боллард заметил в зеркале чье-то отражение — на него глядело некое существо со сверкающими глазами, и тогда он снова произнес те же слова: «Я не верю», но на этот раз его горящее горло едва справилось с ними.

— Это же Боллард, — сказал Саклинг. В его голосе слышалось ликование. — Бог мой, мы поймали Болларда. Вот уж действительно повезло!

«Нет, — подумал человек в зеркале, — Здесь такого нет. Такого человека вообще нет, ибо разве имя не есть первый акт веры, первая доска ящика, в котором ты хоронишь свою свободу?» У твари, в которую он превращался, больше не будет имени; не будет ящика, в который ее посадят, не будет похорон. Больше — никогда.

На какое-то мгновение ванная исчезла, и он оказался у могилы, которую они заставили его выкопать; на дне могилы плясал ящик, который не желал, чтобы его закапывали. Боллард слышал, как трещат доски — или то был звук выламываемой двери?

Крышка ящика отскочила. На головы участников похоронной процессии посыпался град ногтей. Шум в голове внезапно стих, словно иссяк, и вместе с ним исчез и бред. Боллард стоял в ванной, лицом к открытой двери. Мужчины, которые смотрели на него, походили на слабоумных. Вытянувшиеся лица, отвисшие челюсти, вытаращенные глаза. Они увидели его морду, его шерсть, его золотистые глаза и желтые клыки. Ужас людей привел его в восторг.