Наталья Сорокоумова - Арикона, или Властелины Преисподней

Арикона направила на тень свой меч.

– Здравствуй, милая, – сказала тень и обрела плотность.

Арикона задрожала. Из бесформенного тумана слепилось до боли знакомое лицо, короткие стриженые волосы, тонкие исхудавшие руки.

– Анн? – шепотом спросила Арикона, не веря своим глазам.

– Да, милая, – грустно отвечал призрак. – Я – Душа Анн, я освободилась от земных мук, обрела покой и вечный свет. Ты страдала, видя, как я умираю, но теперь я страдаю, глядя на твои мучения. Ты должна просить Отца о просветлении. Не он виноват в моих предсмертных мучениях, но он освободил меня от них. Я теперь легка и счастлива.

– Счастлива? – переспросила Арикона. На глаза вдруг навернулись слезы. – Почему ты не приходила ко мне хотя бы изредка? Я видела страшные сны – я видела, как ты плачешь под гнетом земли, как тянешь ко мне руки и молишь о помощи… Я просила Отца успокоить твою Душу.

– Не Отец виноват в наших муках, а наши грехи, Арикона…

Слезы в единую секунду высохли.

– Как мое имя? – медленно спросила Арикона. – Как меня зовут?

Призрак Анн приблизился, и Арикона увидела родной печальный взгляд из-под пышных ресниц. Голос принадлежал тоже Анн. Но все же…

– Арикона, ты еще можешь остановиться! – сказала Душа Анн.

– Как зовут меня?! – закричала Арикона.

Ее сердце разрывалось от боли. Она стала задыхаться – ведь вот она, Анн, милая и единственная любовь, опора, друг, вторая половина… Обнять, прижать, заплакать в плечо – и все, можно умирать, таять в огнедышащем жерле вулкана ада. Только бы почувствовать тепло родного человека… Но не веет теплом от Души – она просто неясная тень в ночи, без плоти, крови и чувств…

– Ты, Душа, принадлежала многим телам за тысячи лет, – сказала Арикона, отстраняясь и сдерживая боль в себе – она распарывала внутренности, как острый нож. – Ты была женщиной, мужчиной, ребенком, ты была моей Анн… Но помнишь ли ты, Душа, меня и мою любовь? Помнишь ли ты мое имя?

– Мне не дано помнить даже мои собственные имена, – грустно сказал призрак и стал прозрачным. – Прости меня.

– Тебе не сломить меня! – зло выкрикнула Арикона Отцу…

Она перепархивала со скалы на скалу, уклоняясь от злобных молний, швыряемых Отцом. Ад хранил ее, придавал силы, а вот оружие Отца было почти бесполезным – молнии вгрызались в камни, уносились порывами ураганного ветра, туман полосами стелился по воздуху и мешал точно прицелиться. Отец хладнокровно посылал молнию за молнией, а Арикона огромной черной бабочкой металась между яркими вспышками.

Она заманивала Отца дальше в океан. Скалы уходили далеко от берега, стояли в мутной жиже и стонали. Арикона вспрыгивала на их острые вершины, потом летела дальше, а следом, как привязанный, следовал Отец на своем облаке. Волны океана делались все выше, и выше, и вот уже они начали задевать краешек чудесного облака… Отец опомнился лишь тогда, когда смердящая жидкость проникла через истончившееся облако и обожгла ему босую ногу.

Он изумленно посмотрел вниз… Под ним шумел страшный океан, и сквозь толщу странной воды пристально глядели на него многочисленные, горящие ненавистью и злобой, чьи-то огромные глаза. Светящиеся голубые полосы мелькали среди этих глаз.

Отец быстро сформировал новое облако, но его тут же слизали горячие голодные волны.

– Арикона! – закричал Отец, касаясь ступнями поверхности океана. – Ты думаешь, что так остановишь меня?...

– Нет, – сказала Арикона, подлетая стремительно, как ракета. – А вот так – может быть!

Она бросилась ему на плечи, налегла всем телом, толкнула вниз, и Отец погрузился в жижу до самого пояса… Вода, напитанная болью из грехов и страданий, действовала на святое тело бога, как серная кислота на живую плоть. Отец закричал, забился, попытался оттолкнуться руками от бушующей поверхности, но и руки ушли под воду. А там уже ждали адские чудовища. Они обвили своим резиноподобными щупальцами тело Отца и стали тащить его вниз, на дно, в свои клыкастые пасти… Ведь чудищам было все равно, кем утолять вечный голод – ангелами ли, демонами ли, или самим Богом…

Арикона присела на уступ скалы – на расстоянии вытянутой руки от уходящего под воду Отца. Но он не собирался так быстро сдаваться. Он сумел освободить одну руку, протянул ее к небу и, повинуясь его силе, из коричнево-красных облаков сплелась тугая веревка и опустилась к Отцу. Он ухватил конец, дернулся и освободился из объятий чудовищ. Лохмотья, оставшиеся от его одеяния, дымились, кожа была обожжена и тоже висела лоскутами.