Говард Лавкрафт: День Уэнтворта

— А ведь нынче день Уэнтворта. Я было грешным делом принял вас за Наума.

Дребезжащие звуки усилились и участились, что, по всей вероятности, должно было означать смех.

— Ничего подобного, сэр. Меня зовут Фред Хэдли. Сам я из Бостона.

— В Бостоне бывать не доводилось, сказал Старк. Вообще не бывал дальше Аркхэма, никогда вот уж что верно, то верно. Должен все время быть здесь и следить за хозяйством.

— Надеюсь, я не очень вам помешал. Я, признаться, взял на себя смелость припарковать автомобиль в вашем хлеву.

— Коровы будут не в претензии, он засмеялся своей шутке, прекрасно зная, что в хлеву нет ни одной коровы. Не приходилось ездить в этих новомодных штуковинах, но вы, горожане, все одинаковы никак не обойдетесь без своих автомобилей.

— Разве я так уж похож на городского хлыща? спросил я, стараясь попасть ему в тон.

— Знаю я этих городских как-то одни тут задумали поселиться, а потом вдруг разом снялись да уехали прочь; думаю, им у нас не пришлось по душе. Никогда не бывал в больших городах и не уверен, что когда-нибудь соберусь побывать.

Понемногу разойдясь, он продолжал бормотать что-то невнятное в том же духе и, похоже, завелся надолго; я же тем временем оглядывался вокруг, почти машинально составляя про себя опись находившихся в комнате предметов. Глаз у меня был наметан добрую половину свободного от разъездов времени я обычно проводил на складах фирмы, и скажу без ложной скромности мало кто из кладовщиков и клерков мог бы сравниться со мной в непростом искусстве инвентаризации. Таким образом, мне не потребовалось много времени для того, чтобы удостовериться в наличии у Амоса Старка множества уникальных вещей, за которые коллекционеры и любители старины без раздумий выложили бы круглую сумму. Некоторые из предметов меблировки были изготовлены еще в позапрошлом столетии если это не так, можете считать меня ничего не понимающим в антиквариате. Здесь были также всякие старинные вещицы и безделушки, превосходные изделия из дутого стекла и хэвилендского фарфора, расставленные на полках вдоль стен и на этажерках.

Немалую ценность представляли и характерные детали быта новоанглийской фермы, давно уже вышедшие из употребления: ручной работы щипцы для снятия нагара со свечей, пробковая чернильница с деревянной затычкой, резные подсвечники, подставка для книг, манок для диких индеек, изготовленный из скрепленных сосновой смолой кожи и дерева, тыквенные бутыли, старинная вышивка все это накопилось за многое десятилетия, что простоял здесь этот дом, построенный еще первыми переселенцами.

— Вы живете один, мистер Старк? спросил я, улучив паузу в его монотонных рассуждениях.

— Теперь один, да. Раньше тут были Молли и Дюи. Абель уехал отсюда еще мальчишкой, а Элла померла от легочной лихорадки. Я живу один вот уже седьмой год.

Я заметил, что даже во время разговора старик держался настороженно, словно чего-то ожидая. Он как будто пытался расслышать снаружи в шуме дождя какие-то посторонние звуки, но все было тихо только шорох мышиной возни в подвалах дома да все та же беспрестанная дробь дождевых капель по крыше. Старик, однако, продолжал прислушиваться, по-петушиному резко дергая головой, зрачки его глаз сузились, как при ярком свете, бледная плешь просвечивала сквозь жидкий венчик спутанных седых волос. На вид ему было лет восемьдесят, но в действительности могло быть и шестьдесят, принимая в расчет одинокий и замкнутый образ жизни, преждевременно старящий человека.

— Вам по пути никто не попадался? спросил он внезапно.

— Ни единой души от самого Данвича. Это будет миль семнадцать, по моим подсчетам.

— Плюс-минус полмили, согласился он и вдруг ни с того ни с сего начал фыркать и хихикать самым дурацким образом, как будто не в силах более сдержать распиравшее его изнутри веселье.

— Нынче день Уэнтворта. Наума Уэнтворта, сообщил он вторично. Зрачки его вновь на мгновенье настороженно сузились. Давно вы торгуете в наших краях? Знавали небось Наума Уэнтворта?

— Нет, сэр. Не приходилось. Я все чаще бываю в городах. В сельской местности только проездом.

— Наума знали почти все. продолжал старик, но никто не знал его так хорошо, как я. Видите эту книгу? он указал на старый донельзя замусоленный том в обернутой бумагой обложке, на который я прежде, осматривая эту слабо освещенную комету, не обратил особого внимания. Это Седьмая Книга Моисея, из нее я узнал много больше, чем из всех других книг, какие читал. Раньше она была у Наума.