Август Дерлет - Маска Ктулху

Начало этой истории скрывается в дымке далекого прошлого, задолго до возникновения рода Элвинов; но я ни о чем таком не подозревал, когда срочно выехал в северный Висконсин в ответ на письмо моего кузена, в котором тот сообщал о резком и внезапном ухудшении здоровья нашего дедушки. Джосайя Элвин всегда казался бессмертным, особенно в дни моего детства; не могу сказать, что со временем он начал меняться, — это был крепкий, широкоплечий старик с крупными чертами лица, коротко подстриженными усами и небольшой бородкой, несколько смягчающей тяжелую квадратную челюсть. У него были небольшие темные глаза, кустистые брови и длинные волосы, отчего дедушкина голова немного напоминала голову льва. Ребенком я виделся с ним редко, и все же его краткие визиты, когда он появлялся в нашей старинной усадьбе близ Аркхема, в Массачусетсе, оказывали на меня огромное впечатление — дедушка ненадолго заезжал к нам перед тем, как отправиться в новое длительное путешествие в самые отдаленные уголки мира: Тибет, Монголию, районы Арктики, малоизвестные острова Тихого океана.

С тех пор прошло много лет; и вот однажды мне принесли письмо от моего кузена Фролина, который жил вместе с дедушкой в старом доме, расположенном далеко в лесу, среди озер северного Висконсина. «Прошу тебя, вырывайся из своего Массачусетса и приезжай к нам. С тех пор как ты был у нас в последний раз, много воды утекло и ветры принесли много перемен. Честное слово, мне очень нужно, чтобы ты приехал. В сложившихся обстоятельствах я не знаю, к кому обратиться. Дедушка несколько не в себе, а мне нужен кто-нибудь, кому я мог бы полностью доверять». В письме не было просьбы бросать все дела и выезжать как можно скорее, и все же в нем ощущалось какое-то странное напряжение, а между строк читалось что-то невысказанное, неуловимое, особенно в этой фразе насчет ветров и перемен и еще в словах: «дедушка несколько не в себе» и «мне крайне нужен кто-нибудь, кому я мог бы полностью доверять ».

В то время я работал помощником библиотекаря в Мискатоникском университете в Аркхеме. Дело происходило в сентябре; отпросившись с работы, я отправился прямиком на запад. Я очень торопился — меня подгоняло ощущение, что моего приезда ждут с нетерпением. Из Бостона я самолетом долетел до Чикаго, откуда поездом добрался до окруженной лесами деревушки Хармон, что в штате Висконсин; деревушка располагалась в сказочно красивом месте, недалеко от озера Верхнего, так что во время штормов было слышно, как на озере плещутся волны.

Фролин встретил меня на станции. Моему кузену было под сорок, но выглядел он лет на десять моложе благодаря живым карим глазам и нежному чувственному рту, дававшему неверное представление о характере моего кузена, в действительности твердом и решительном. Фролин был мрачен; впрочем, он всегда отличался серьезностью и даже какой-то дикостью. «Это в нем говорят ирландские корни», — как-то раз сказал по этому поводу дедушка. Здороваясь с кузеном, я заглянул ему в глаза, надеясь найти в них ответ на свой вопрос, но увидел только тревогу — на этот раз глаза кузена выдали его, как замутненные воды пруда выдают какое-то брожение на дне, хотя его поверхность может быть гладкой, как стекло.

— Что у вас случилось? — спросил я, усевшись рядом с ним в машину, на которой мы покатили в край высоких сосен. — Старик слег?

Кузен покачал головой.

— О нет, дело вовсе не в том, Тони. — Он бросил на меня странный, осторожный взгляд. — Сам увидишь, потерпи немного.

— Да в чем дело? — не унимался я. — Я забеспокоился, когда получил твое письмо.

— Этого я и добивался, — серьезно ответил кузен.

— Я абсолютно ничего не понял! — признался я. — Но, как видишь, приехал.

Он улыбнулся.

— Я знал, что ты приедешь. Мне было трудно, очень трудно. Я много раз вспоминал о тебе, прежде чем сесть и написать это письмо, поверь!

— Но если старик не заболел, тогда что?.. Ты писал, что он не в себе.

— Да-да, писал. Подожди, Тони, ты все увидишь сам. Мне кажется, у него что-то с рассудком.

— С рассудком! — воскликнул я, ошеломленный таким несчастьем; было невыносимо представить себе, чтобы такой блестящий ум, как дедушкин, мог безвозвратно угаснуть.

— Не может этого быть! — со стоном воскликнул я. — Фролин! Какого дьявола у вас тут происходит?

Он обернулся ко мне.

— Не знаю. Кажется, что-то ужасное. Если бы дело было только в дедушке! Эта музыка… и все остальное — звуки, запахи и… — Заметив мой взгляд, он отвернулся, явно заставив себя замолчать. — Ах да, я забыл. Не спрашивай меня больше ни о чем. Просто подожди, и все увидишь сам. — Он принужденно засмеялся. — Может быть, рассудок теряет вовсе не старик. Я думал об этом… у меня на то есть причины.