Бронзовая дверь долго не поддавалась, но наконец общими усилиями нам удалось ее открыть. Я увидел маленькую пустую комнату, посреди которой стоял каменный саркофаг. Решительно подойдя к нему, профессор сдвинул крышку — и я увидел лишь обрывки ветхой материи, кости и прах.
— Это он? — спросил я.
Профессор кивнул.
— И мы пришли сюда вот за этим?
— Не только, мистер Колум. Наберитесь терпения. Сейчас узнаем, правильно ли мы поступили. Скажите, вы взяли с собой напиток?
— Да.
— Отпейте немного.
Я сделал глоток из флакона с золотистой жидкостью.
— А теперь устраивайтесь вот здесь и ведите себя тихо. Ему не понравится, что мы его потревожили.
Меня уже начал одолевать сон. По примеру профессора Шрусбери я лег рядом с саркофагом, вытянувшись на полу, и почти сразу увидел сон наподобие того, что снился мне в моей квартире в Сохо. И вновь я стал участником невероятных событий.
Я вижу, как профессор рассыпает вокруг саркофага голубой порошок и тут же его поджигает. Порошок вспыхивает ослепительным голубым светом, который освещает всю комнату; мне хорошо виден саркофаг, он освещен особенно ярко. Профессор чертит возле него какие-то каббалистические знаки и вновь обходит его по кругу. Затем достает из кармана документ, очень похожий на рукопись «Некрономикона», и ясным голосом начинает читать:
Тот, кто знает, где находится Р’льех;
тот, кому ведомы тайны далекого Кадата;
тот, кто хранит ключ Ктулху;
именем пятиконечной звезды, знака Киш,
именем Старших Богов,
пусть он восстанет.
Это заклинание он произносит трижды, каждый раз что-то рисуя на полу. Затем ждет. И тут начинаются странные вещи. Со мной что-то происходит — из меня словно уходит жизненная сила; в то же время над саркофагом возникает какое-то движение — сначала едва заметное, затем все более ощутимое, и вот уже ветхое тряпье и кости поднимаются в воздух, начиная постепенно приобретать смутную форму; воздух мутнеет, словно в комнату заполз туман, но вот он рассеивается, и я вижу очертания нелепой человеческой фигуры; я не могу различить ни лица, ни тела, видны лишь расплывчатые тени; вместо глаз призрака я вижу черные дыры; сквозь лохмотья, которые некогда были одеждой, проступают контуры тощего тела.
Профессор Шрусбери обращается к тени.
— Абдул Альхазред, где Ктулху?
Призрак взмахивает рукавом и показывает на свой рот: у него нет языка, он не может говорить.
Профессор не отступает.
— В Р’льехе? — спрашивает он и, не получив ответа, произносит: «Пф’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах-нагл фхтагн», что, как я выяснил позднее, означает: «В своем доме в Р’льехе мертвый Ктулху видит сны и ждет».
На этот раз призрак кивает.
— Где находится Р’льех?
Призрак вновь показывает на свой рот.
— Начерти карту, — говорит профессор Шрусбери.
Призрак совершает движения, как будто что-то рисует на потолке. Поскольку чертить ему нечем, он не оставляет линий, а просто водит в воздухе рукой; профессор внимательно следит за его движениями и заносит рисунок на листок бумаги.
Так постепенно появляется чертеж; это географическая карта, но такая, какую смог нарисовать древний араб Альхазред, основываясь на своих представлениях о земной поверхности, а также на тех знаниях, что удалось ему собрать и изложить в своей книге «Аль Азиф».
Закончив срисовывать карту, профессор показывает ее призраку.
— Это здесь?
Тот кивает.
— А из этих островов который Р’льех?
Призрак указывает крошечную точку на карте и делает какой-то загадочный жест, но профессор сразу все понимает.
— Ах вот как, он то опускается, то поднимается.
Призрак кивает.
Профессор переходит к другому вопросу, который, как я понял, давно вертится у него на языке.
— Скажи, Альхазред, где «Аль Азиф»?
Призрак отвечает не сразу; некоторое время он неподвижен, затем слегка поворачивает голову, словно пытаясь разглядеть нечто, недоступное его взору.
— В этой комнате? — спрашивает профессор.
Призрак кивает.
— В саркофаге?
Призрак качает головой.
Профессор оглядывает комнату. Здесь негде спрятать бумаги, разве что в стенах или под полом.
— Стены? — спрашивает он.
Призрак кивает.
— С южной стороны?
Нет.
— С северной?
Нет.
— С восточной?
Да. Призрак пытается что-то сказать; жалко смотреть на это несчастное, изуродованное тело, лишенное не только глаз, но и языка — страшное наказание тому, кто посмел посягнуть на тайны Властителей Древности.
Читать дальше