Грузной походкой тетушка выходит во двор, обводит глазами пространство, снова кивает сама себе, и начинается:
– Гуфочка! Добгого здоговьица!
– Ась? – переспрашивает Руфочка.
– Здоговьица, говогю, тебе добгого! Когова глухая! – повышает голос тетушка.
Руфочка кивает и продолжает заниматься своим делом, а именно – развешиванием простыней на детских турниках. Где же еще сушить белье в таком маленьком дворике?
– Софочка! Ты на рынок?
Это дедушка Хаим. Общительный старик редко кого пропускает мимо своего замечательного балкона без вопроса или замечания вослед.
Почему балкон замечательный? О, это вы еще его квартиру не видели! Я об этом обязательно расскажу, но позже.
Обычно каждую свою фразу Хаим заканчивает вопросом: «А не подскажете ли вы, который час?» – но с тетушкой Софой этот номер не проходит. Вот и сейчас старик только открыл рот, как тетушка уже отвечает сразу на оба вопроса и задает свой:
– Конечно. Хаим, купить тебе гыбки? Кстати, сейчас уже пгактически обед, а я всё еще здесь с тобой болтаю!
Хаим довольно улыбается и кивает.
Тетушка Софа проходит мимо двух абрикосовых деревьев – они, непонятно как, не только выросли во дворе, но еще и плодоносят каждый год – и качает головой, глядя на желтые плоды в траве. Ах, какая знатная наливка получится из них! Надо не забыть собрать на обратном пути.
В раздумьях о наливке Софочка не замечает, как ошибается аркой и выходит на огромный проспект. Солнце отражается в окнах зданий и стайкой зайчиков накидывается на тетушку. Она щурится. Мимо с шумом проносятся машины, куда-то спешат люди.
– Стганно! Куда они так тогопятся? Боятся, вдгуг пожить не успеют? Вот же глупые!
Она еще некоторое время охает, дивясь на огромный блестящий мир будущего, и возвращается в свой родной старый двор. Кому нужно это будущее, когда надо успеть на базар? И не забыть про рыбку для Хаима! А вечером придут гости… Но тетушка Софа знает, что в своем вечном 1989 году она всё успеет.
Глава 2
Циля рассказывает о себе сама…
До переезда в Дом без номера я никогда не слышала о пани Цецилии Зельбельдермайер.
Возможно, она жила в этой квартире до меня, хотя хозяйка, когда я пытаюсь отдать ей письма, приходящие на имя пани Зельбельдермайер, утверждает, что никогда не слышала об этой даме. Соседи тоже с ней незнакомы, даже тетушка Софа молча и невнятно пожимает плечами.
И всё же я их получаю. Письма. Каждые два-три дня я достаю из своего почтового ящика очередное письмо, адресованное неуловимой пани.
Я начну сначала, хорошо?
В Питер я переехала, когда у меня кончились силы жить в городе, который я до сих пор называю про себя «Москва-мин-герц».
Именно так представил нас с городом друг другу мой муж Алекс. Я всё еще считаю его своим мужем, ведь мы так и не развелись. Интересно, а что он думает по этому поводу? Спросите у него, если встретите, хорошо?
Как сейчас помню – мы вышли из здания Рижского вокзала, Алекс обвел рукой лежащее вокруг пространство и сказал: «Москва, мин герц!»
«Алиса, это пудинг! Пудинг, это Алиса!» – сразу же захотелось рассмеяться мне, но я сдержалась.
Прошло два года, а Москва для меня по-прежнему оставалась «Москвой-мин-герц». Алекса, правда, уже не было рядом: через несколько месяцев после знакомства с городом, он, решив, что в огромном мегаполисе для него недостаточно декаданса, уехал искать этот декаданс сначала на Кубу, а потом, кажется, в Париж.
Затем и я поняла, что тоже срочно нужно куда-то деться из Москвы. Ну, знаете, бывает такое – просыпаешься и понимаешь, что нужно срочно что-то изменить. Теперь живу в прекрасном городе на Неве. В Москве я оказалась никому не нужна, а здесь я тогда еще не знала, нужна ли я кому-нибудь, вот и решила попробовать. Вы не подумайте, я любила Москву и продолжаю искренне ее любить. Но жить предпочитаю в Питере.
В квартире, которую я сейчас снимаю, раньше жила балерина. После нее здесь остались огромные зеркала и несколько старых театральных афиш, но главное для меня – огромное окно, через которое можно выйти на крышу. Если в солнечный день пройти по крыше и постучаться в окно соседнего подъезда, то на улицу выглянет Дядюшка Солнце – художник, иллюстратор детских книжек. Его так прозвали за ярко-рыжий цвет волос и теплую улыбку, которая то появляется, то исчезает – как солнышко в небе! А когда появляется, то словно светлее вокруг становится.
Когда я во время нашего традиционного понедельничного чаепития на крыше спросила у него, знает ли он, кто такая пани Циля Зельбельдермайер, он лишь пожал плечами и хитро сощурился, но тогда я не придала этому значения. Кстати, да, это у нас такая традиция: мы празднуем каждый понедельник особым чаепитием на крыше. Все обычно празднуют приход Пятницы, а ее мужа – Понедельника никто не любит, вот мы и решили поддержать этот день. А то нельзя же так: все остальные дни недели кем-то любимы, а понедельнику – ни улыбки, ни крошки печенья обычно не достается!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу