Она пришла в ужас. Домой? Вернуться домой, признав своё поражение, приползти на коленях, как подбитая собака?
А куда ещё? Скоро наступит вечер, потом ночь, а ей даже негде ночевать. Она не позаботилась о том, чтобы захватить с собой достаточно денег, не говоря уже о других, не менее необходимых вещах. Спрашивается, зачем тогда она собирала вещи? Всё равно ведь ничего не взяла.
Отсюда не так далеко… вернуться по тропинке вдоль озера на главную дорогу, проголосовать… Кто-нибудь её подбросит.
Господи, что он сделает? Как я смогу посмотреть ему в глаза?
Анжела взглянула на свои руки с налипшим на пальцы кетчупом от гамбургера и принялась неистово вытирать пальцы о скатерть. Этим и должно было всё окончиться, верно? Бунт должен быть подавлен.
Скатерть испачкалась. Теперь на грязной белой ткани краснели багровые пятна, как… кровь. Анжела порывисто вскочила с места. Да что же это такое? Кровь на ноже, кровь здесь, кровь на руке Джеймса…
Уйти. Быстро, сейчас же уйти.
Она хлопнула дверью заведения. Холодный туман проник под одежду, пронизал её насквозь. Анжела зябко поёжилась и пошла на восток. Асфальт гулко стучал под ногами. Она сознательно заставляла себя не думать ни о прошлом, ни о будущем. Просто иди вперёд, и дорога куда-нибудь приведёт.
Далеко она не ушла…
С виду это был самый обычный перекрёсток. Зелёная табличка у кромки дороги гласила, что здесь пролегает Улица им. Мартина. Когда Анжела переходила дорогу, её слух вдруг уловил слабый звук слева.
Она остановилась. Она обернулась. Глаза её расширились.
Звук повторился – нежный, хрустальный, тающий в пене тумана. Он доносился из глубин Улицы им. Мартина. Анжела не спутала бы этот кристальный перезвон ни с чем другим. Но ему не было места здесь, в этом городе без людей, посреди промокших от вчерашнего дождя мостовых.
Звук упрямо зазвучал снова. Кажется, на сей раз чуть дальше. Он отдалялся, а Анжела стояла на месте и ничего не делала.
– Подожди! – закричала она и побежала вперёд, забыв обо всём. – Подожди!
И дома начали мчаться мимо неё, а дразнящий звук проникал в самое сердце, убегая вперёд, играя с ней и её измученным разумом.
– Как ты думаешь, что это?
Рон прятал правую руку за спиной; глаза были хитро прищурены. Анжела попыталась смухлевать, податься влево и заглянуть, что он держит там, но он быстро отступил назад и усмехнулся.
– Не-а, сестричка. Ты угадай. Угадай с трёх раз.
– Рон, но я не знаю, – она растерянно посмотрела на него. В свои восемь лет брат был на голову старше шестилетней Анжелы, и казался ей едва ли не верховным божеством. Особенно сейчас, когда на его губах играла таинственная улыбка, а в его руках находилось нечто… неизвестное и такое красивое.
– Конфета? – предположила она наугад. Честно говоря, она не хотела бы, чтобы это оказались конфеты. Сладости она не любила. Их любил Рон.
– Нет, – он согнул один палец.
– Игрушка? Плюшевый вай-вай?
«Вай-ваем» она называла всех плюшевых зверушек.
Рон молча согнул второй палец. У неё была последняя попытка.
– Но я правда не знаю, Рон, – она едва не расплакалась от возбуждения. – Давай, показывай.
– Хорошо, – неожиданно легко согласился он, – но ты проиграла.
Рука его выскользнула из-за спины, и Анжела впилась жадным взглядом в коричневый лакированный ящичек.
– Мама дала, – гордо объяснил он. – Для меня. На мой день рождения.
– Что это?
– Музыкальная шкатулка, – Рон говорил так, будто сто лет имел дело с музыкальными шкатулками, но было видно, что он познакомился с вещицей всего пару часов назад. – Она играет музыку, когда открываешь.
– Как это? – у Анжелы в голове не укладывалось, как может музыка играть вместе с открытием этого внешне не очень впечатляющего ящичка.
– А смотри.
Рон снял шкатулку с крючка и поднял крышку – медленно-медленно, как фокусник, демонстрирующий коронный трюк. Анжела ждала, не осмеливаясь дышать. Музыка, ну где же музыка? Шкатулка раскрылась почти полностью, но ничего не происходило. Она уже готовилась перевести разочарованный взгляд на брата, когда…
Звук, такой нежный, парящий над всем миром в и отливающий гранями сотни алмазов, наполнил детскую гостиную. Незамысловатый мотивчик, но он изливался в душу, минуя уши, покоряя грацией и красотой, задевая какие-то струны, от которых исходило светлое, почти эйфорическое ощущение счастья. Два ребёнка сидели на полу с раскрытыми ртами, прислушиваясь к музыке, преобразующей всё вокруг, наполняющей вещи смыслом, а музыка всё играла, и простая лакированная шкатулка становилась на их глазах чем-то недосягаемо красивым, ниспосланным на мир по воле богов.
Читать дальше