Таксист еще что-то сбивчиво рычал, слюна капала из пасти на свитер. Мне до сих пор как-то... непривычно слышать человеческую речь из пасти животных. Неужто и это дело привычки?
На панельной доске такси была корона, инструктированная пластмассовыми камнями. Китайский болванчик - ухмыляющийся толстяк в расписных шароварах - продолжал кивать. Мусор, которого полно во второсортных сувенирных лавках.
Я обернулась, но блондинки и след простыл.
Так, с меня хватит.
Подхватив спортивную сумку, нетвердым шагом, прихрамывая, я направилась к 'Земляничным полям', чья вывеска была такой же стеклянной, как и глаза десятка случайных прохожих, остановившихся поглазеть на происходящее. Кругом аховые физиономии, вопящие, что я спрут из космоса. В принципе, я не осуждаю их. Уверена, если бы я сейчас посмотрела на себя в зеркало, то увидела бы глаза размером с линзы в очках таксиста-сенбернара.
- Детка, у тебя кровь.
Я замерла как вкопанная, ошеломленная этим заявлением. Кровь? Старушка в замшевом пиджаке протягивала мне бумажный платок. Ее узловатые длинные пальцы были унизаны золотыми кольцами, на костлявом запястье - маленькие золотые часики с перламутровым циферблатом.
Багама настиг меня в два шага. Вероятно, в два небольших шага. Как вы уже поняли, в этой игре я всегда проигрываю.
- Госпожа Реньи. - Я не сопротивлялась, когда он развернул меня к себе, взял из моих рук бумажный платок и приложил к ссадине над бровью. Он словил мой взгляд, улыбнулся уголком рта и сказал: - Вы опоздали на десять минут.
- Десять минут? - переспросила я.
Багама открыл дверь 'Земляничных полей' и жестом пригласил меня пройти.
- Вы все правильно расслышали. Могу я поинтересоваться: вы всегда такая невнимательная, когда переходите через дорогу?
Он сказал, что я невнимательная. Я не была невнимательной. То есть абсолютно. Равно как и параноиком. Я чувствовала, как съезжаются брови над переносицей. Второй раз меньше чем за сутки он навешивает на меня ярлык, с которым я в корне не согласна.
Багама не знал, что произошло там, на перекрестке. Да и произошло ли что-то?
Я невольно коснулась правой руки, вспомнила запах свежевырытой земли, озона, дождевой воды.
Железное 'да', произошло.
Мое сознание будто посыпали землей - влажной, рыхлой, черной. Кем бы ни была та блондинка, она... небезопасна. Так ли теперь чтец называет чтеца? Чтеца, чьи способности превышают мои. Значительно превышают, мать их так.
Прочитала ли она меня так же, как я прочитала ее? Чего доброго, угу. Прошу прощения, чего недоброго. Если следовать терминологии господина Рождественского, вернее, его языкатого адвоката с лицом старого фавна, на котором отпечатались годы и годы борьбы со справедливостью, имело место быть ментальное изнасилование, плюс я едва не угодила под машину. Первое обстоятельство, впрочем, тяготило гораздо больше. Еще предстоит разобраться, кто кого ментально поимел: блондинка меня, или я блондинку.
- Только по четвергам, - сказала я.
- Простите? - бросил Багама через плечо.
Невнимательная. Только по четвергам.
- Не обращайте внимание.
Я приказала себе сосредоточиться.
Итак, десять утра. Встреча с наемником, по совместительству моим клиентом.
Эй вы, там, в очереди! По проблеме за раз!
Тем временем Багама нашел нам столик, а я, придерживая бумажный платок у рассеченной брови, чтобы не дай Бог не шокировать щебечущих кофеманов, извинилась и направилась в уборную.
Первым делом я провернула замок и подергала за ручку, проверяя, закрыта ли дверь. Убедившись, что неожиданностей не предвидится, и дверь не открыть, разве что выбить, я обернулась и прижалась к ней спиной.
Вечером накануне я не позволила себе подергать за ручку двери моего кабинета. А уже этим утром потерпела фиаско. Стояла, прижимаясь спиной к двери уборной в 'Земляничных полях', и осоловело таращилась по сторонам.
'Все это - слезы в море', - как сказала бы бабуля.
Есть ли в аудитории кто-нибудь слабый?
Сделайте глубокий вдох и отлепите спину от двери.
Просто сделайте глубокий вдох, и еще один, и еще.
Отлепите спину от двери.
Лишенное индивидуальности, выполненное в кремовых тонах пространство, дарящее кратковременное уединение. И в этом кремово-кафельном облаке кровь казалась алой. Нет, кислотно-алой. Будто это и не кровь вовсе, а яркая краска. Дрожащими руками я скомкала салфетку, пахнущую ромашковым кремом для рук, каким, вероятно, пользуются все пожилые дамы, оторвала бумажное полотенце, намочила его край под краном и стерла подсыхающую кровь. Воздух в туалете был сухим и холодным, совсем как на борту авиалайнера во время моей последней поездки в Лос-Анджелес. Я закрыла воду и, опершись руками о раковину, уставилась в зеркало.
Читать дальше