Нил Гейман - Все новые сказки

террасами на склонах Сулле Скале.

Я носил

его вино вниз,

восемьсот неровных

ступенек до Позитано, где

его продавали богатому сарацину,

принцу, как говорили, темнокожему

и стройному, умевшему говорить лучше меня

самого. Умному молодому мужчине, который знал

толк в чтении разных вещей: нот, звезд, карт, секстана.

Однажды я

споткнулся на

кирпичных ступеньках,

когда спускался, неся вино Дона,

и лямка соскочила, и короб, что был

за спиной, ударился о каменную стену,

а бутылка разбилась. Я принес ее Сарацину

на набережную. Он сказал, что я вино выпил или

должен был выпить: цена бутылки равнялась моему

месячному заработку. Он сказал, я могу считать, что мне

заплатили, и заплатили неплохо. Рассмеялся, и белые

зубы сверкнули на темном лице.

Я был

трезв, когда

он смеялся надо

мной, но довольно скоро

голова моя помутнела от вина.

Но не мягкого и терпкого красного горного

вина Дона Карлотты, а дешевого кьянти из таверны,

что я выпил в компании безработных дружков.

Литодора

обнаружила меня,

когда стемнело, и она стояла

надо мной, ее темные волосы обрамляли

ее спокойное, белое, прекрасное, с гримасой

отвращения, любящее лицо. Она сообщила, что у нее

для меня деньги, которые мне остались должны. Она

сказала своему другу Ахмеду, что тот оскорбил честного

человека, что моя семья зарабатывает тяжким трудом,

а не обманом, и ему повезло, что я не…

«Ты

назвала его другом? —

перебил я. — Эту

обезьяну, которая знать не

знает о господе нашем Иисусе Христе?»

То, как

она посмотрела

на меня, заставило меня

устыдиться своих слов. То, как

она положила передо мной деньги,

устыдило меня еще больше. «Вижу, что они

для тебя важнее, чем я», — сказала она, прежде чем уйти.

Я почти

смог подняться,

чтобы догнать ее.

Почти. Один из друзей

спросил: «Ты слышал, что Сарацин

подарил твоей кузине браслет рабыни,

цепочку с серебряными колокольцами, чтобы

она носила его вокруг щиколотки? Вроде бы в арабских

странах такой подарок получает каждая новая шлюха в гареме».

Я вскочил

на ноги так быстро,

что опрокинул стул. Я схватил

его за глотку обеими руками и сказал:

«Это ложь. Ее отец никогда не позволил бы ей

принять подобный подарок от безбожника арапа».

Но другой

приятель сказал,

что арабский торговец уже

не безбожник. Литодора научила

Ахмеда читать по-латыни, взяв Библию

вместо грамматики, и он узрел свет Христов

и подарил ей браслет с ведома родителей, в знак

благодарности за то, что она приобщила его благодати

Господа нашего Вседержителя.

Когда первый

приятель отдышался,

он сообщил, что Литодора каждую

ночь поднималась по лестнице, чтобы

тайком встретиться с ним в пустом пастушьем

сарае или гроте, или среди развалин бумажной фабрики,

у гудящего водопада, который, как жидкое серебро, стекал

в лунном сиянии, и там она становилась его

ученицей, а он — ее твердым и требовательным наставником.

Он всегда

приходил первым,

а потом и она в темноте

поднималась по ступенькам,

с браслетом на ноге. Когда слышал

звон бубенчиков, он зажигал свечу, чтобы она

видела, где он ее поджидает, чтобы начать урок.

Я

был

сильно пьян.

Я направился

к дому Литодоры,

не имея ни малейшего

представления, что стану делать,

когда до него доберусь. Я подошел к дому, где

она жила с родителями, думая бросить пару камешков,

чтобы разбудить ее и вызвать к окну. Но, обходя дом,

услышал мелодичное позвякивание бубенчиков где-то в вышине.

Она

уже была

на ступеньках и

взбиралась ввысь, к звездам,

ее белое платье колыхалось вокруг

бедер, и браслет ярко блестел во мраке ночи.

Мое сердце

глухо стучало,

короб упал и покатился

по лестнице: бум-бум-бум-бум.

Лучше меня никто не знал здешние холмы,

и я помчался напрямик, карабкаясь круто вверх

по неровным земляным ступеням, чтобы обогнать ее,

а потом снова вернуться на главную дорогу, ведущую

к Сулле Скале. При мне были серебряные монеты, что

сарацинский принц дал Литодоре, когда она пришла

и опозорила меня, прося заплатить то, что мне причиталось.

Я положил

его серебро в

жестяную кружку,

которую носил с собой;

перешел на шаг и продолжил путь,

побрякивая монетами иуды в моей старой, в мятинах,