Рэй Брэдбери - Американские рассказы и повести в жанре ужаса 20-50 годов

Они тупо, не протестуя и не противясь, исполняли приказы своих повелителей-тиранов, но их ни на миг не покидала смутная, неутихающая усталость, знакомая лишь мертвецам, испившим зелье вечного покоя, которых вновь заставили испытать горечь жизни. Они не знали ни страсти, ни вожделения либо удовольствия, только черную тоску пробуждения и неотвязное как боль желание вновь погрузиться в сон, который так грубо прервали.

Самый юный из императоров Нимбоса, Иллейро, погибший в первый месяц нашествия неведомой болезни, покоился в высоком мавзолее две сотни лет, пока не пробудили его некроманты.

Восстав из мертвых вместе со всеми жителями Синкора и отцами его отцов, чтобы прислуживать тиранам, Иллейро без изумления или гнева продолжил бесцельное существование. Он так же безропотно принял новую жизнь и воскрешение собственных предков, как мы смиряемся со злоключениями и чудесами, происходящими во сне. Юноша знал лишь, что вернулся из небытия в пустой и призрачный мир тускнеющего солнца, где он, согласно царящим здесь порядкам, должен стать одной из послушных теней. Но в начале, как и всех остальных, его терзала лишь тупая усталость и смутная тоска по утерянному покою.

Понуждаемый чарами всесильных узурпаторов, ослабевший после векового смертного сна, он с безразличием сомнамбулы наблюдал за унижением своих близких. Однако по прошествии многих дней, в сумрачной пустоте его разума каким-то непостижимым образом зажглась слабая искра.

Как нечто утраченное, ушедшее навсегда, отделенное необъятной пропастью от угрюмого настоящего, в памяти Иллейро воскресли картины его правления в Йетлуриоме во всем их великолепии, златая гордость и ликование, что переполняли его в юные годы. Вслед за этим пришло смутное чувство протеста и ненависть к магам, поднявшим его из могилы, чтобы влачил он жалкое существование, злую насмешку над подлинной жизнью. И начал он втайне горевать о своем павшем царстве и страшной участи, постигшей его предков и весь народ Нимбоса.

День за днем, служа виночерпием в покоях, где некогда почитал себя полновластным хозяином, Иллейро наблюдал за тем, что творили Мматмур и Содозма. Он был свидетелем их жестоких и сладострастных забав, видел, как росла в них жадность и тяга к вину. Купаясь в роскоши, стали они беспечными в своей лености и потворствововали собственным капризам. Они пренебрегали изучением искусства некромантии, забыли множество важных заклинаний. Однако, грозные как прежде, продолжали править покоренным царством; и развалясь на роскошных пурпурных и розовых ложах, уже не раз говорили меж собой о том, как поведут они армию мертвецов на Тинарас.

Мечтая о завоеваниях и тысячах новых неживых рабов, сделались они жирными и неповоротливыми, как могильные черви, поселившиеся в богатом на поживу склепе. И чем больше росла их заносчивая беспечность и жестокость, тем сильнее разгоралось пламя возмущения в преисполненном боли сердце Иллейро, словно огонь, что рассеивает туман забытья. А по мере того, как крепла его ярость, возвращалось к нему подобие той силы и стойкости, которыми юный император обладал при жизни. Он видел низость угнетателей, зло, которое причинили они беззащитным мертвецам, и в голове его звучали тысячи голосов, неотвязно требовавших отмщения.

Вместе со своими отцами и предками, Иллейро безмолвно шагал по дворцовым залам, повинуясь приказу, или стоял, ожидая, когда его призовут. Он наливал в чаши из оникса янтарно-желтые вина, добытые волшебством на холмах, еще осененных ярким светом молодого солнца, покорно сносил оскорбления и насмешки. Ночь за ночью смотрел он как некроманты, опьянев, все ниже склоняют разбухшие, побагровевшие лица, и наконец, забываются сладким сном, лежа среди награбленного великолепия.

Ожившие мертвецы не вели меж собой разговоров: сыновья и отцы, матери и дочери, бывшие влюбленные, встречаясь, проходили мимо словно чужие, и не жаловались близким на постигшую их злую долю. Но однажды в полночь, когда тиранов сморил сон и пламя в колдовских лампах начало колебаться, Иллейро смог наконец испросить совета у Гистайона, своего древнейшего предка, прославленного в легендах, где он именовался великим магом, которому ведомы тайные знания глубочайшей древности.

Старец стоял отдельно от остальных, укрывшись в углу темных покоев. Облаченный в полусгнившее одеяние мумии, он стал коричнево-серым и весь иссох за время своего тысячелетнего сна; глядя в его потухшие прозрачно-обсидиановые глаза, казалось, что он до сих пор не пробудился от могильного забытья. Он словно не слышал вопросов Иллейро; но через некоторое время юный император уловил сухой, словно шелест, шепот: