Василий Жабник: Месье Бонишон и мистер Норберт

— Чего же вы ждёте? — с набитым ртом осведомился мистер Норберт. — Этот суп — лучшее из всего, что мы пробовали!

Признаваться в пищеварительном бессилии или стать в глазах друга на ступень ниже него месье Бонишон не хотел, почему и воспользовался известным рецептом приготовления убедительной лжи, требующим смешивать правду и вымысел в равных пропорциях.

— Должен вам сказать, что мысли попробовать человечины стали посещать меня гораздо раньше, чем вас. — Он кратко поведал мистеру Норберту о сказочном сне, старых гравюрах и прочем. — И вот теперь мне кажется, что если моя детская мечта сегодня наконец осуществится, то дальнейшая гастрономическая жизнь моя станет пуста и бессмысленна. К тому же, я не совсем так — а вернее, совсем не так — видел это самое осуществление...

— Воля ваша, — проворчал мистер Норберт, — не ешьте, если не хотите... — Он уже дохлебал суп и размышлял над тем, какое блюдо заказать следующим. Месье Бонишон заметил это и предложил ему свою порцию. Она уже остыла, но мистер Норберт не стал привередничать.

Наевшись до отвала, он опять вызвал официанта. Вместо одного пришли двое, и мистер Норберт вновь протянул месье Бонишону своё кашне.

Когда оно было снято, месье Бонишон увидел совсем не то место, откуда началась его странная экскурсия в лестригонский ресторан. Вероятно, это было сделано для того, чтобы ещё сильнее сбить месье Бонишона с толку.

— А жаль, — вдруг вздохнул мистер Норберт, когда такси, доставившее их домой, отъехало достаточно далеко и шофёр уже не смог бы услышать не предназначенные для его ушей слова, — что в сегодняшнем меню не было «троянской бабы», сиречь женщины на девятом месяце беременности, зажаренной целиком и вместе с ребёнком. Как почётным гостям нам бы достался младенец, сваренный в околоплодных водах, — его плоть, по утверждению лестригонов, обладает невероятно нежным вкусом и чрезвычайно полезна для здоровья. Увы, в наши дни это блюдо готовится крайне редко — даже не на каждый праздник.

Месье Бонишон посмотрел на мистера Норберта — и вдруг с ужасом и отвращением увидел не близкого друга, а самого настоящего, несказочного людоеда, монстра, не только не желающего знать разницу между человечиной и любым другим мясом, но и явно предпочитающего её всем остальным видам убоины. По сравнению со столь холодным, рассудочным гортанобесием страстная мания месье Бонишона оказалась не более чем глупым капризом избалованного ребёнка, упрямо требующего именно того, что нельзя. «А всё-таки я не такое чудовище, как этот чокнутый янки!» — обрадованно решил месье Бонишон.

— Не сказал бы, что со мной обращались как с почётным гостем, — пожаловался он. — Скорее, как с помехой, которую нельзя устранить, но можно перетерпеть...

Мистер Норберт не возразил ему.

После посещения лестригонской харчевни в жизни обоих друзей произошли значительные изменения. Месье Бонишон хоть и не избавился полностью от своих кулинарных фантазий, но старался подавлять их усилием воли, прекратил гоняться за экзотикой и вернулся к ресторанной критике — вряд ли надолго, ибо он стал регулярно ловить себя на мыслях о пользе вегетарианства, — а мистер Норберт, для которого на кулинарной карте мира больше не осталось белых пятен, некоторое время спустя вспомнил о своих талантах гастрономического гида; по крайней мере, так он ответил, будучи спрошенным, куда это он раз в неделю уходит поздно вечером, дабы возвратиться лишь под утро.

— Луковый суп, трюфели и рататуй, которым вы вновь ставите оценки, мне уже давно приелись, почему я и не принимаю деятельного участия в ваших инспекциях, — пожал он плечами, — а вот лестригонская кухня пока ещё способна взбудоражить мои вкусовые рецепторы. К сожалению, она мне не по карману — но, к счастью, я был неправ, когда полагал крайне невысоким число гурманов, готовых отведать её. Так что я вновь, как когда-то, свожу богатых едоков с дорогой едой — и за это бесплатно получаю свою долю.

Однако нахлебничество мистера Норберта продолжалось не слишком долго. В одну из ночей он вернулся домой гораздо раньше обычного, растревожив отходящего ко сну месье Бонишона сперва резким стуком закрываемой двери, а потом, ещё больше, — своим внешним видом.

— Что с вами произошло? — ужаснулся месье Бонишон, ибо костюм мистера Норберта был влажным и смердел дымом, причёска сильно обгорела, а искажённое сильным испугом лицо покрывала копоть.

— Лестригономахи! — прохрипел мистер Норберт. — Они отыскали-таки «Огрильон» — и подожгли его! Я спасся только благодаря везению и находчивости: в момент начала пожара я находился в уборной, и когда услышал крики, то догадался хорошенько пропитать водой волосы, одежду и носовой платок. Платок защитил меня от ядовитых продуктов горения, а одежда — от жара и пламени, и я сумел добраться до выхода. Мобильник мой оказался испорчен, но пробежав с десяток кварталов я встретил случайную парочку и упросил их вызвать мне такси. К счастью, водитель согласился принять промокшие купюры...