Лиза Дероше - В объятиях демона

Я снова оглядываю себя. Белый цвет. Не знаю, как такое возможно, но я чист. Ни черного. Ни серого. Ни красного. Белый.

— Из-за какого греха я попаду в преисподнюю?

— Ты шутишь! — Его улыбка кажется веселой, но за ней скрывается раздражение.

Я не могу прочесть его мысли, но могу кое-что понять по глазам. Он блефует. Я говорю тихим, спокойным голосом, выводя архангела на чистую воду.

— Тебе необязательно отправлять меня к Фрэнни, но в преисподнюю ты тоже не можешь меня отправить.

Его глаза лишь на мгновение вспыхивают красным огнем, а затем он с силой опускает кулаки на стол. Для моих ушей его голос столь же невнятен, как раскаты грома, но в голове я отчетливо слышу его слова, даже сквозь рев.

— Может, и так, но я в силах заставить тебя желать этого!

Разве может рай быть сущим адом? Если кто и способен сделать подобное, так это Михаил. Но лучше, если это будет сущий ад для меня, а не для Фрэнни. До того как я посмотрел в глаза Михаилу, то, что Фрэнни будет отмечена для рая, казалось мне отличным вариантом. Обычно небожители не обращаются со своими соплеменниками слишком сурово, да и Габриэль присмотрел бы…

Но теперь я не уверен. Единственный шанс для Фрэнни вести нормальную жизнь — если она останется неотмеченной. Габриэль ведь не предаст ее… так?

— Отлично. Тогда преисподняя.

Глаза Михаила округляются от потрясения. Очевидно, он ждал не этого ответа. Со своей неуместной самоуверенностью он забыл заглянуть в мои мысли.

— Думаю, ты не понял меня. Ты сделаешь это. Я даю тебе второй шанс. Ты должен быть благодарен.

— Я не верю во второй шанс.

Я поворачиваюсь и выхожу из комнаты. Хлопаю дверью, слыша за спиной рычание Михаила. Все вдруг становится тихим и светлым. Я снова плыву по течению. Если это «ничто» и есть рай, то я, наверное, сделал неправильный выбор. Сомневаюсь, что смогу плыть вечность.

Но затем я представляю себе сапфировые глаза Фрэнни. Я больше не плыву, а парю. Слышу смех Фрэнни, ощущаю нотки гвоздики и смородины — аромат ее души, чувствую ее прикосновение, будто бы она рядом со мной. Кружась, моя сущность смешивается с ее.

Это и есть рай.

Во сне мы с Люком танцуем под звездами — кружась и смеясь, словно мы одно целое, словно разделяем одно тело. Он повсюду — внутри и снаружи меня. Его прикосновение просто божественно, оно заставляет меня стонать от удовольствия. Я хочу находиться так близко к нему всегда — умереть прямо здесь, в его руках.

— Фрэнни, — тихонько зовет меня Гейб.

Я открываю глаза, пытаясь приспособиться к яркому свету и прийти в себя. Мы по-прежнему в приемной больницы, а я прильнула к груди Гейба.

— Фрэнни, проснись, — говорит он, приглаживая мои опаленные и спутанные волосы.

Жалящая боль в плече и запах паленых волос говорят, что все это не было лишь дурным сном.

— Фрэнни? — повторяет Гейб.

— Да, я не сплю. Можем мы поехать домой? Пожалуйста? — бормочу я ему в грудь, и слезы обжигают мои опухшие глаза.

— Эй! — Гейб приподнимает мою голову за подбородок. Он улыбается, а в искрящихся голубых глазах больше нет боли.

— Что такое? — спрашиваю я. — Что случилось? — Я поворачиваюсь к улыбающемуся доктору в зеленой больничной форме.

— Ваш друг уже не в реанимации, — говорит доктор. — Я действительно не могу объяснить этого, произошло просто какое-то чудо. Его привели в сознание в «скорой помощи», но он был в очень плохом состоянии. Мы надолго потеряли его на операционном столе, но потом смогли вернуть. Удивительно, что он выжил…

— Что… что вы говорите? — В моем голосе звучит отчаяние.

— Похоже, с ним все будет хорошо. Мы узнаем наверняка в следующие несколько часов. Продолжайте молиться.

Мое сердце разрывается на миллион кусочков, а дыхание учащается. По щекам ручьем текут слезы, я с трудом дышу и утыкаюсь лицом в ладони.

О боже. Люк.

Наконец утром мне позволяют навестить Люка, но я даже не могу взглянуть на него. Я знаю, что должно произойти. Последние два дня я мучилась лишь этими мыслями. Я слепо смотрю из окна на туман, придающий всему призрачный, расплывчатый вид. Знаю, он ждет от меня каких-то слов, но я не доверяю своему голосу. Делаю глубокий вдох и пытаюсь сосредоточиться на том, что мне нужно сделать.

Я прижимаюсь лбом к стеклу.

— Доктор не говорил, что обнаружил что-нибудь… странное, когда копался в тебе?

— Нет.

— Тогда, полагаю, ты теперь человек?