Аарон Макдауэлл - Песок. Повесть длиною в одну ночь

Я приподнялся, сел, чувствуя себя как никогда хорошо. Дали бы мне сейчас задание бежать марафон — пробежал бы и не запыхался, и смеялся бы на бегу счастливо. Сейчас я был счастлив. Потому задумываться над природой того, что я видел перед собой, не хотелось, чтобы не разрушить ненароком то, что вижу.

Посреди снежной и холодной ночи сидели мы в оазисе летнего полдня. Кажется, даже можно было расслышать крик чаек и плеск реки…

…а мы уже были у реки. Аттракционы от пляжа отделял добрый километр, и вряд ли я бессознательно преодолел это расстояние, но я тут и Димка тут — и ладно. Мне было абсолютно неважно, как мы здесь оказались.

Становилось все жарче. Я снял куртку и свитер, положил их рядом, и все смотрел на загорелого малыша Димку в синих спортивных шортиках с гербом «Манчестер Юнайтед», пересыпавшего горячий песок со сжатого кулачка в ладошку, освещенного летним солнцем прошлого. А вокруг нас бушевал февраль, — зима наконец-то всерьез заявила о себе густым снегом, валившим с небес, ветер играл снежинками, закручивал их в немыслимые хороводы. Вот только в черном ночном небе, закрытом тучами, словно кто-то ножницами вырезал неаккуратную дыру, сквозь которую для нас светило лето.

И бастион нашего лета безуспешно штурмовал февраль.

— Димка, братишка, — я с трудом разлепил губы, — признавайся, это ты искалечил небо?

— Ага, — беззаботно отозвался он. — А че, разве плохо?

Я помолчал, чувствуя себя идиотом.

Димка улыбнулся уголком рта, как умел улыбаться только он один.

Нужно было что-то сказать.

— Я умер? — ни к селу, ни к городу спросил я.

— Та не, ты чего? — Димка отвлекся от песка, засмеялся. Хотел что-то добавить, но не сказал больше ни слова.

Разве что посерьезнел. Он всегда говорил «та не», если я пытался его подразнить, - вспомнил я. И мне стало очень больно.

А ты? — хотел спросить я, но понимал, что не спрошу. Боюсь ответа, боюсь Димкиной реакции и главное — боюсь разрушить этот оазис тепла и спокойствия.

— А ты почти не изменился, — Димка хрустнул пальцами, улыбнулся открыто, честно, искренне — как раньше. — Только седины прибавилось. Весь уже как дед седой.

Это прозвучало шутливым упреком.

— Семь лет прошло, — словно извиняясь, ответил я. — А ты тоже не изменился.

Димка хихикнул. А вместе с ним рассмеялся и я.

И смеялся, пока на глазах не выступили слезы.

Отсмеявшись, я лег на спину и, не думая ни о чем, стал созерцать кривую дырку в зимней ночи, слегка прищурив глаза, в которые било солнце. Хотел было снять футболку, но почему-то застеснялся своего бледного тела, особенно бледного на фоне загорелого Димки. Он подсел ближе, положил руку на мою грудь.

— Сердце стучит, — тихо сказал он.

Значит, я и правда живой, — подумал я, но вслух ничего не сказал, только взъерошил его светлые волосы. Он улыбнулся, убрал руку и лег на песок рядом.

Димка — как живой. Я чувствовал его прикосновения, тепло его тела, волосы. Точно, живой. Может, и не было этих семи лет серого марева вместо жизни, может, и не было того мотоциклиста и той аварии? Да конечно, откуда им взяться? Я просто задремал на пляже, и мне приснился сон, — вязкий и тягучий, лишенный красок, страшный и нелепый. Я проснулся, точно.

А то, что в ночном небе дырка — так всякое бывает.

— Расскажи что-нибудь, чудо, — попросил я Димку.

Он приподнялся на локте, поглядел на меня.

— Чего рассказать-то?

— Ну не знаю... Что тебе, рассказать, что ли, нечего?

— Та ну, — засмущался почему-то Димка, отвел взгляд и снова набрал в ладошку песка. — Пошли лучше купаться.

Я поглядел на черные волны Днепра. И с тоской понял, что все-таки меня и Димку, наш маленький мирок, отделяет от воды пропасть почти в десять лет. Все-таки эти годы были, не приснились мне.

Песок медленным потоком сыпался из маленькой руки.

— Куда тут купаться. Зима на дворе.

Он весело посмотрел мне в глаза, улыбнулся.

Мечтательно улыбнулся, и задорно одновременно.

— А давай как будто лето!

— А давай, — тут же согласился я.

В конце концов, какого черта? Только для нас сейчас светит солнце, и больше вокруг никого нет, кроме нас.

Димка уже плескался в черной воде, выныривая, отфыркиваясь и смахивая с волос падающий снег. Я пропустил тот момент, когда он вышел из неровного круга, пересек границу лета и вышел в февральскую стужу. Но у февраля не было над ним власти, даже несмотря на то, что Димка был на его территории.

— Давай сюда! — крикнул он, — не бойся. Вода — самое оно!