Кирилл Бенедиктов - Октябрь в Купавне

— Ну вы же легенда! Я, когда узнал, что вы живы… что командир «Хиросимы», герой Карибского кризиса, человек, предотвративший Третью мировую, живет совсем рядом, в Старой Купавне… я даже не поверил сначала!

— Я никогда не командовал «Хиросимой», — сказал старик, скривившись. — В шестьдесят втором я был помощником командира, не более.

— Да, конечно, — торопливо поправился Борис. — Я знаю, это капитан Зверев хотел ответить запуском ядерных ракет на атаку американцев. А вы не позволили ему… и спасли мир.

Старик крякнул. Провел ладонью по лысому черепу.

— Борис, ты в армии-то служил?

— Я? Нет… у меня невралгия… я, правда, хотел… медкомиссия…

— Значит, что такое субординация, ты не знаешь. Почему же тебе такую серьезную статью писать поручили, если ты в элементарных вещах не разбираешься?

Борис неожиданно обиделся, кровь прилила к его впалым щекам.

— Никто не поручал… я сам… Я фрилансер, продаю сенсационные материалы крупным агентствам…

— Большие деньги, небось, заколачиваешь, — с издевкой сказал старик.

— Нормальные, — журналист обвел комнату скептическим взглядом. — На квартиру на Соколе хватает.

— На Соколе? Знатно устроился… Так вот, фрилансер, — старик с трудом выговорил незнакомое слово, — чтоб ты знал: помощник командира не может не позволить командиру сделать что-то, если только речь не идет о государственной измене. Я просто убедил капитана Зверева подождать, пока Москва по дипломатическим каналам свяжется с Вашингтоном.

— Но вас же бомбили глубинными бомбами! — воскликнул Борис. — И вы все это время просто ждали, пока Хрущев позвонит Кеннеди?

«А он все-таки меня разговорил, — с неудовольствием понял старик. — Хитер гусь, ничего не скажешь…»

— Непосредственной опасности для экипажа на тот момент не было, — нехотя сказал он. — У капитана Зверева был приказ, позволявший ему использовать ядерное оружие, это факт. Но если бы мы выпустили ракеты по Восточному побережью Штатов, ответный удар американцев стер бы с лица Земли весь Советский Союз. Ты хоть знаешь, сколько у них было тогда ядерных зарядов?

— Полторы тысячи, — не задумываясь, ответил Борис.

— Смотри-ка, знаешь… А у нас было триста пятьдесят. Чуешь разницу?

— А как вы… уговорили капитана Зверева подождать?

Старик хмыкнул.

— Очень просто. Объяснил ему, что пятикратный перевес означает победу американцев, и никакое учение Маркса-Энгельса тут не поможет.

— Не понял… при чем тут Маркс и Энгельс?

— А это замполит наш любил повторять, что если случится ядерная война, и девяносто процентов человечества погибнет, то оставшиеся десять обязательно построят коммунизм.

— Шутил?

— Да какие тут шутки… Капитан, в отличие от замполита, был мужик умный, и все понял. Согласился подождать… А через час из Москвы пришла радиограмма — отбой, мол, американцы извиняются, отходят в территориальные воды, бомбить больше не будут.

— И все? — удивился Борис. Тряпку он по-прежнему держал в руках.

— А чего тебе еще надо? Поцелуев Никиты Сергеича? Так ему тогда не до нас было…

Борис выглядел разочарованным. «Может, все-таки уйдет?» — с надеждой подумал старик.

— Я читал ваше интервью журналу «Огонек», — сказал Борис, — вы его в восемьдесят восьмом году давали, помните?

— Помню, — ответил старик. Тогда к нему приезжал холеный господин в дорогом пальто и шляпе, какие носили чикагские гангстеры. Он привез старику подарок от главного редактора — банку черной икры — и письмо, где Коротич слезно просил вице-адмирала «рассказать, наконец, правду о тех трагических и великих днях».

— Вы там говорили почти то же самое. Только про замполита не упоминали.

— А по-твоему, я должен каждый раз новую историю сочинять? — насмешливо спросил старик. — Как охотник на привале?

Борис, наконец, бросил тряпку (в ведре тяжело плюхнуло) и вытер мокрые руки о мокрые джинсы.

— Василий Архипович, — сказал он решительно, — дело в том, что я встречался с Маккормиком.

Старик вздрогнул, будто получив удар током. И гость (незваный, незваный, хуже татарина!) это, конечно же, заметил.

— Теперь вы понимаете, — голос Бориса звучал заговорщически, — почему я пришел к вам. И что я хочу от вас услышать.

«Пошел вон отсюда, — хотел рявкнуть старик, — ступай прочь, щенок! Маккормик не мог тебе ничего рассказать, да и как бы ты добрался до него, он двадцать лет безвылазно сидит в своем Колорадо и отстреливает репортеров, как зайцев…»