Дин Кунц - Нехорошее место

Бобби, в свою очередь, положил справочник на диван рядом с собой, не открывая. Меньше всего ему хотелось, с учетом собственной впечатлительности, разглядывать фотографии из медицинского справочника.

Руки и ноги у него похолодели, словно кровь, забыв про конечности, поступала только в голову, чтобы обеспечить необходимое питание лихорадочно работающему мозгу. Ему очень хотелось перестать думать о том, что рассказывает им Фогерти. Его уже пробирало до костей. А главное, судя по усмешке, гуляющей по губам врача, он добрался только до верхнего хлебца сэндвича ужаса: о мясе речь еще не шла.

Фогерти вновь зашагал по библиотеке.

— Вагина находилась на положенном месте, мужской орган был несколько смещен. Мочеиспускание происходило через мужской орган, женскому остались только репродуктивные функции.

— Я думаю, смысл мы уловили. А технические подробности нам ни к чему, — выразила общую мысль Джулия.

Фогерти подошел к ним, посмотрел сверху вниз, глаза его радостно сверкнули, словно он вспомнил отменный медицинский анекдот, которым долгие годы смешил гостей на многочисленных вечеринках.

— Нет, нет, вы должны знать про эти особенности ее организма, чтобы понять, что произошло потом.

Хотя разум Виолет разделился на множество частей, находясь в телах Вербины, всех кошек и совы на крыше крыльца дома Фогерти, она воспринимала всю информацию, поступающую от Чернушки, которая расположилась на наружном подоконнике одного из окон библиотеки. Благодаря острому слуху кошки Виолет не упускала ни единого слова, несмотря на разделяющую кошку и людей стеклянную панель. Рассказ Фогерти увлек ее.

Она редко задумывалась о матери, хотя по многим признакам в старом доме по-прежнему чувствовалось присутствие Розель. Она вообще редко задумывалась о человеческих существах, разве что о себе и сестре- близняшке (о Конфетке и Френке реже), потому что имела так мало общего с людьми. Она предпочитала жить среди зверей. Эмоции у них были более примитивные и сильные, удовольствие достигалось быстрее и не глушилось чувством вины. Она практически не знала мать, не была с ней близка и, наверное, не смогла бы сблизиться с матерью, даже если бы та хотела разделить свою любовь с кем-либо из детей, помимо Конфетки.

Но теперь Виолет вслушивалась в рассказ Фогерти не потому, что слышала все это впервые (пусть так оно и было). Причина была в другом: все, что повлияло на жизнь Розель, оказало существенное воздействие и на ее жизнь. Она получила возможность воспринимать ощущения мириада живых существ, в мозг и тело которых вселялась, и собственные способности зачаровывали ее. Как и любого зверька, ее занимали только собственные желания и потребности. С точки зрения Виолет, в этом мире интерес для нее представляло только то, что служило ее потребностям и желаниям, удовлетворяло их, способствовало обретению счастья, как его понимала она.

Смутно Виолет отдавала себе отчет в том, что должна найти брата, сказать ему, что Френк находится в каких-то двух милях от их дома. Не так уж и давно она слышала ветер-музыку возвращения Конфетки.

Фогерти отвернулся от Бобби и Джулии, вновь обошел письменный стол, прошелся вдоль стеллажей, проводя пальцем по корешкам книг.

Пока врач рассказывал об этой семье, навлекшей на себя генетическую катастрофу, Джулия не могла не подумать о болезни Томаса, хотя его родители вели здоровый образ жизни и никогда не употребляли галлюциногенов. Судьба жестоко обходилась как с невинными, так и с виноватыми.

— Когда Ярнелл увидел, с какими отклонениями от нормы родился ребенок, я думал, он тут же убьет его и выбросит на свалку… или, по меньшей мере, отдаст в приют. Но Синтия не хотела об этом и слышать, сказала, что это ее ребенок, нормальный он или нет, и назвала младенца Розель в честь своей умершей бабушки. Думаю, она решила оставить ребенка прежде всего потому, что видела, какое отвращение вызывает он у Ярнелла. Хотела, чтобы Розель постоянно напоминала ему о том, каковы последствия того, что он с ней сделал.

— Разве хирургия не могла убрать признаки одного пола? — спросил Бобби.

— Сегодня это проще простого. Тогда такая операция считалась сверхсложной с сомнительным исходом.

Фогерти остановился у стола, достал из боковой тумбы бутылку «Дикой индейки» [41] «Дикая индейка (Wild Turkey)» — марка бурбона. и стакан. Налил несколько унций, закрутил пробку, не предложив им выпить. Джулию это вполне устраивало. Пусть в доме Фогерти не было ни пылинки, она посчитала бы, что выпачкалась с головы до ног, если бы съела здесь хоть крошку или выпила каплю.