Йорг Кастнер - Число зверя

Рим лежал у его ног, не такой яркий и суетливый, как днем, но даже и этой дождливой ночью не спокойный и уж точно совсем не спящий. Он был подобен огромному зверю, сну которого мешает старое проклятие или незатихающая боль. Терзаемый мукой зверь щурился из бесчисленных освещенных окон, а в шуме моторов и гудках клаксонов чудились его протяжные стоны.

Полночь уже давно миновала, но зверь-Рим не торопился отойти ко сну, как и его обитатели, искавшие там, внизу, обычные ночные удовольствия: танцы, музыку, веселье, поцелуи, объятия, соитие, – вечный хоровод пустых занятий, существующих лишь затем, чтобы отвлекать людей от них самих, от их души. Сорелли одновременно и сочувствовал им, и презирал их. Сочувствовал – потому что они жертвовали человеческим бытием, чтобы, подобно животным, метаться от одного удовольствия к другому. Каждому из них Создатель даровал наивысшее благо – разум, способность познавать мир и изменять его. Однако они совершенно не пользовались этим даром, позволяя соблазнять себя дешевыми телешоу и огромными святилищами торговли, стратегиями индустрии и маркетинга, лживо уверяющими их в том, будто за деньги можно купить счастье. Однако продавали они лишь самих себя, и к тому же по доброй воле. Вот почему презрение Сорелли было не меньшим, чем сочувствие, а возможно, даже и большим.

Он собрался с духом и отвернулся от города на Тибре, в котором жители тысячелетиями искали спасения, а находили одну лишь гибель. Ему казалось, что здесь, наверху, на Яникуле, он отстранился от пустых повседневных дел, поднялся высоко над людьми и над тем, что движет ими. Можно ли в целом Риме найти более подходящее место для подобного ощущения, чем покрытый лесом холм, протянувшийся вдоль правого берега Тибра, начинающийся у Ватикана и заканчивающийся у самого древнего квартала Трастевере? Холм Яникул занимал особое положение. Он не принадлежал к семи холмам, на которых покоился Вечный город, хотя и находился в самом его центре, рукой подать до Ватикана, центра христианства. Janiculum – так звучало латинское название холма. То, что его назвали в честь таинственного бога Януса, Сорелли показалось не случайным. Бог с двумя лицами символизировал для него город Рим, да и весь мир: ослепительный внешний блеск и то, что за ним скрывается. То, о чем большинство людей не знали и, из соображений удобства или же страха, знать не желали. Однако он, Ренато Сорелли, знал.

Он знал о предстоящих изменениях и о связанных с ними опасностях – ведь он сам играл в них центральную роль. И прекрасно понимал, что таким образом наживает себе многочисленных врагов. И потому могло показаться странным, что в этот ночной час Сорелли в полном одиночестве взобрался на Яникул, едва раздался один-единственный звонок. Но он отбросил все сомнения, как только услышал голос в телефонной трубке: «Рено, мне нужна твоя помощь, срочно. Приходи, прошу, приходи к церкви Сан-Пьетро-ин-Монторио! [2]Я буду ждать тебя там в третьем часу пополуночи. И никому ничего не говори об этом, умоляю!»

Короткий сухой щелчок на том конце провода – и связь прервалась. После этого Сорелли несколько долгих минут неподвижно сидел на стуле. Он-то полагал, что больше ничто не сможет его потрясти – во всяком случае, ничто, исходящее от человека. Однако телефонный звонок убедил его в обратном. Услышать этот голос после стольких лет – к этому Сорелли оказался совершенно не готов. Ему показалось, будто кто-то столкнул его в очень глубокую яму, назад в прошлое. И хотя минуло уже много лет и человек, который ему звонил, несомненно, постарел, Сорелли узнал его с первого же слова – по ласкательной форме своего имени: Рено. Уже давно никто его так не называл.

Напрасно Сорелли пытался угадать, что кроется за этим звонком. Был ли звонивший испуган? Возможно. В любом случае, он был взволнован. Снедаемый одновременно любопытством и беспокойством, Сорелли решил исполнить просьбу звонившего, в память о том, что некогда произошло.