Наталья Александрова - Легенда о «Ночном дозоре»

В руке незнакомки мелькнуло что-то узкое, блестящее.

К крику служительницы присоединились десятки голосов, но испуганные посетители шарахнулись в стороны, расчищая путь преступнице. Только Лидия Александровна двигалась ей наперерез.

Из угла зала побежал плечистый парень в черном костюме, но он был еще слишком далеко.

Лидия Александровна споткнулась, но устояла на ногах.

Преступница налетела на нее, попыталась оттолкнуть, взмахнула рукой с ножом. Она дотянулась до картины, вонзила нож в холст…

Но как раз в эту секунду охранник подбежал к ней, заломил руку за спину и что-то истошно закричал в свой переговорник…

Трель телефонного звонка раскатилась по комнате на тысячи маленьких колокольчиков, подобно ртути из разбившегося градусника. Телефон звонил раз, другой, третий, однако человек, сладко спавший на широкой деревянной кровати, даже не пошевелился. Тогда крошечные колокольчики снова собрались в один большой звонок, как ртуть собирается в шарик под веником хозяйки, и он зазвенел с удвоенной силой. Человек пошевелился, закрыл голову подушкой и затих. Но звонок проникал всюду, так что через некоторое время из-под подушки раздался полный муки стон, который совершенно не разжалобил проклятый аппарат. Наконец послышался обреченный вздох, и одеяло зашевелилось. Но вместо человеческой руки показалась рыжая пушистая кошачья лапа. Лапа поиграла когтями, потом показалась вторая, а после – совершенно разбойничья усатая морда. Кот внимательно оглядел комнату, недовольно покосился на истерически трезвонивший телефон, распушил усы и вылез на поверхность. Кровать была широкой, так что хватило места улечься на спину и подрыгать в воздухе всеми лапами. Человек под одеялом недовольно хрюкнул и закутался поплотнее. Телефон не умолкал, хоть тембр звонка изменился – похоже, аппарат сорвал голос. Кот перевернулся на живот и стал точить когти об одеяло.

– Василий, прекрати немедленно! – тотчас раздался сердитый окрик, и хозяин сел на кровати.

Не открывая глаз, он нашел аппарат и поднес трубку к уху, причем в перевернутом состоянии. Из трубки послышался панический женский голос. Мужчина потряс растрепанной головой, осознал неудобство и перевернул трубку.

– Дмитрий Алексеевич, голубчик! – едва ли не рыдала женщина. – Скорее приезжайте.

– Да что случилось, Агнесса Игоревна? – известный реставратор и эксперт Эрмитажа Дмитрий Старыгин с трудом узнал знакомый голос.

– Беда! Беда! – вскрикнула женщина.

– Кто-то умер? – спросонья ляпнул Старыгин.

– Зарезали! – бухнула женщина, которой, надо полагать, надоело выбирать выражения. – Картину зарезали! Рембрандта!

– Господи помилуй! – Старыгин выпрыгнул из кровати, мимоходом пнув кота, который с увлечением продолжал драть одеяло.

В волнении он совершенно забыл, что только в пять утра добрался домой из аэропорта, что был в командировке три недели, что теперь ему полагается отпуск и что он собирался использовать этот отпуск для работы над книгой. Управившись в ванной за десять минут, он поглядел в зеркало на проступившую седоватую щетину и махнул рукой – не до того сейчас. Что-то подсказывало ему, что медлить никак нельзя. Уже полностью одетый, он вернулся от двери и насыпал в кошачью миску сухого корма. Кот Василий, однако, к миске не подошел, поглядел презрительно и вышел из кухни, на прощанье брезгливо дрыгнув лапой, как будто вступил в лужу.

– Дмитрий Алексеевич, дорогой вы мой, на вас смотрит вся Европа! – говорила высокая сухощавая женщина с тщательно уложенными седыми волосами. – В буквальном смысле вся Европа! И даже весь мир!

Главная хранительница отдела голландской живописи молитвенно сложила руки.

Она никак не могла примириться с тем, что это произошло.

Великое полотно Рембрандта находилось в ее ведении.

Она считала это событие огромной удачей, вершиной своей музейной карьеры, надеялась написать серьезную научную статью или даже монографию об этой великой картине – и неожиданно удача превратилась в кошмар, в несчастье, в катастрофу.

Ну почему, почему маньячка с ножом набросилась на холст именно здесь, в Эрмитаже? Почему это не случилось где-нибудь в другом месте, по пути европейского турне картины – в Прадо, или в Уффици, или в картинной галерее Пражского Града… Нет, эта сумасшедшая не нашла ничего лучшего, как сделать это в Петербурге…

Дмитрий Алексеевич Старыгин отступил на несколько шагов и осмотрел повреждение холста.