Ирвин Кобб - Рыбоголов

Хотя наблюдения за жертвой убедили их в том, что в ближайшие часы Рыбоголов на побережье не покажется, обострённое чувство предосторожности заставляло их держаться заросших берегов. Они скользили вдоль зарослей, словно тени, перемещаясь настолько стремительно и бесшумно, что даже чуткие черепахи едва поворачивали свои змеиные головы, когда каноэ проплывало мимо.

И вот, за целый час до роковой минуты, они скользнули в устье рукава и направились к природному укрытию, которое полукровка оставил себе на погибель в непосредственной близости от хижины.

Там, где рукав вливался в глубоководье, его частично перегораживало наполовину выкорчеванное дерево с ещё густой, зелёной кроной, питаемой полуобнажёнными, но пока державшимися за землю корнями, густо увитое цветущей красными цветами текомой и дикой лозой. Ствол дерева облепляли кучи плавника — прошлогодние стебли кукурузы, рваные полоски коры, комья гнилых водорослей и прочий мелкий мусор покачивались на волнах над тихим омутом.

Каноэ проплыло в эти зелёные заросли и прибилось бортом к дереву, скрытое от взгляда со стороны рукава занавесом буйной растительности, как и задумали Бакстеры, когда несколько дней назад, проводя разведку, отметили это потайное место и сразу же включили его в свой план.

Все шло, как по маслу. Никто не появился тем днём на просторах озера, чтобы заметить их перемещение, и вскоре должен был показаться Рыбоголов. Джейк задумчиво следил намётанным глазом за тем, как солнце нисходит к горизонту.

Тени, тянувшиеся к берегу, постепенно удлинялись и колыхались на водной ряби. Шорохи дня стихали; всё чаще и чаще слышались шорохи надвигающейся ночи.

Зелёные мухи пропали; их место заняли крупные москиты с блестящими серыми лапками.

Сонное озеро с тихим чавканьем обсасывало грязевые берега, как будто находя приятным вкус сырой глины. Чудовищный рак размером с омара выбрался на башенку из засохшей грязи над своей норой и замер там, закованный в броню часовой на посту.

Замелькали туда-сюда над верхушками деревьев козодои. Упитанная ондатра плыла, высоко подняв голову, но спешно метнулась в сторону, завидев змею щитомордника, медленно и вяло петляющую по волнам, такую толстую и раздутую от летнего яда, что походила на огромную безногую ящерицу. Прямо над головою у каждого из поджидающих убийц вился маленький, плотный, похожий на воздушного змея рой мошкары.

Ещё немного погодя из леса за домом с мешком через плечо быстрой походкой вышел Рыбоголов.

На мгновение сумеречный свет осветил его уродства, но затем его поглотило тёмное нутро хижины.

Солнце уже почти село. Лишь красный краешек его выглядывал из-за деревьев у озера, и на землю легли длинные тени. Где-то вдали плавали и резвились большие сомы, и громкие всплески, когда их скользкие тела выбрасывались вверх и снова падали в воду, единым хором доносились до берега.

Но скрытые зелёной листвой братья не обращали внимания ни на что, кроме цели — нервы их были натянуты, как струны, а сердца полнились решимостью. Джоэль аккуратно просунул два ствола ружья сквозь заросли, уперев приклад в плечо и ласково поглаживая пальцами спусковые крючки. Джейк крепко вцепился в стебель дикого винограда и притянул лодку к дереву, чтобы та не колыхалась на волнах.

Ещё чуть-чуть — и всё будет кончено!

Дверь хижины отворилась, и Рыбоголов спустился по узкой дорожке к озеру и устремлявшемуся прочь от берега бревну.

На нём не было ни обуви, ни шляпы, расстёгнутая хлопковая рубашка открывала взгляду жёлтые шею и грудь, джинсовые брюки держались с помощью затянутой на поясе бечёвки.

Хваткие растопыренные пальцы на широких, искривлённых ступнях Рыбоголова цеплялись за гладкий, шаткий, то и дело ныряющий древесный ствол, пока он не дошёл до самого края и не застыл, дыша полной грудью, подняв лицо без подбородка, в позе хозяина и владыки.

И тут его взор зацепился за нечто, что другой бы упустил — круглые дула двустволки и направленный взгляд блестящих глаз Джоэля, целившегося в него из сплетения зелёных ветвей! В тот же миг, буквально за доли секунды, словно ослепительной вспышкой, к Рыбоголову пришло понимание, и, запрокинув голову ещё выше, он раскрыл широкий, бесформенный рот, и над озером разнёсся его жуткий раскатистый крик.

И были в этом крике пронзительный хохот гагары, надтреснутое мычание жабы, лай собаки — в нём сошлись воедино все ночные звуки озера. Но были в нём также и прощание, и протест, и призыв!