Брайан Эллиот: Чалдеронские монахи

— А почему ты не сошел на землю и не посмотрел, куда делись люди, приехавшие на лодке? Ты что, знал уже, что мужчина и женщина мертвы?

Старый Йоши ответил коротко и сурово:

— Да.

После этого он снова сунул в рот трубку. Тино Салварин вскочил со своего места. Он хотел вцепиться в рыбака, но Харвей удержал его.

— Сядьте немедленно! — рявкнул на него инспектор. Когда Тино, тяжело дыша, снова очутился на своем стуле, Дувлек вновь обратился к Йоши:

— Откуда ты знал, что на острове нет ни одной живой души?

Йоши выпустил серое облако табачного дыма.

— Замок и остров прокляты, — медленно произнес он. — Еще с давних времен. Там блуждают души крестоносцев. Ни один человек до сих пор не пережил ночь на острове.

Инспектор Дувлек схватился за голову.

— Да, да, — сказал он. — Продолжайте в том же духе. Один вообще ничего не знает, другой рассказывает страшные сказки. Мы живем в двадцатом веке в федеративной социалистической республике. Если кто-то думает, что может провести меня, то очень быстро очутится за железной решеткой. В последний раз: почему ты не осмотрел остров, когда увидел в бухте катер, а, Йоши?

— Никогда не будет моей ноги на Чалдероне, — заявил рыбак. — Я уже все сказал, больше мне ничего не известно.

Он закрыл рот и все остальное время допроса не произнес ни слова. Инспектор еще побеседовал с Харвеем Сондрой и Тино Салварином, распросил их о Фрэнке Симмсе и Луизе Гилджиа. Но услышал в ответ только известную ему информацию. Один раз Дувлеку удалось вызвать у Тино припадок жгучей ревности, совершенно выбившей парня из колеи. Пришлось сделать перерыв.

— Как только тела будут исследованы и причина смерти окончательно установлена, мы снова встретимся, — закончил допрос инспектор. — Будем поддерживать связь, и сообщите мне, если будете покидать деревню. Вы, мистер Сондра, и вы, сеньор Салварин, обратитесь ко мне завтра вечером по поводу выдачи трупов для захоронения. Все свободны.

Допросы отдельных свидетелей и всевозможные совещания длились до восьми вечера. Тино Салварин остался на ночь в гостинице «Сараево», а Харвей Сондра отбыл в Цадар, чтобы сообщить печальную новость Стелле Кантон, девушке Фрэнка Симмса.

Когда они уже покидали помещение, Харвей услышал, как владелец лодок сказал хозяину отеля Дворжаку: «Они никогда не найдут убийц. Мужчина и женщина стали жертвами этих чертовых монахов».

Патологоанатомическое отделение располагалось в подвале городского морга. Около одиннадцати часов вечера доктор Михайлович завершил обследование обоих трупов, доставленных к нему в восемь. «Инспектор Дувлек принадлежал к тому типу людей, которые никогда не откладывают на завтра то, что можно сделать сегодня», — так сказал доктор Михайлович час назад своей ассистентке.

Все дело в том, что доктор Михайлович, обладавший незаурядной внешностью, не планировал провести этот вечер в компании двух трупов в подвале морга. Тем более, что тела были так зверски изуродованы. Никогда еще на операционном столе доктора не было столь жутко искалеченных мертвецов.

— Оставьте трупы на столах, — обратился Михайлович к своей ассистентке, низенькой, приземистой и усатой женщине, скорее отпугивающей, чем привлекающей особ мужского пола. — Остальные тесты мы проделаем завтра.

Доктор Михайлович с наслаждением зевнул, рискуя вывихнуть челюсть, тщательно помыл руки и повесил свой белый халат на вешалку. Ассистентка, ругаясь сквозь зубы, собирала разбросанные красавцем-доктором препараты и инструменты. Наконец в подвале воцарился обычный порядок, и София, еще раз полюбовавшись на результат своего труда, заперла дверь и шаркающей походкой поднялась по лестнице на улицу.

Было без пяти двенадцать. Голое, полупустое помещение было щедро залито холодным лунным светом. Мертвые тела Фрэнка Симмса и Луизы Гилджиа мирно лежали под простынями из искусственного полотна на своих столах. Было очень холодно.

Доктор Михайлович произвел вскрытие брюшной полости, исследовал внутренние органы и содержимое желудка. Он рассек места укусов и взял пробы тканей.

Текли минуты. Все замерло. Тишину не нарушал ни один звук. Городские часы пробили полночь.

Внезапно зашевелилась простыня, под которой лежал труп Луизы Гилджиа. Искромсанное, покрытое укусами тело девушки обнажилось во всем своем безобразии. Бескровное мясо было белее простыни. По законам природы в этом теле не должно быть и искры жизни.