Хелен Уэкер - Голем и джинн

Он покачал головой:

— Человек может пожелать чего-нибудь на миг и тут же отказаться от этого желания. Тебе надо научиться судить о людях по их делам, а не по мыслям.

Немного поколебавшись, она заговорила снова.

— Вы единственный, кто был со мной добр после смерти хозяина. Если вы думаете, что лучше меня уничтожить, я не стану противиться.

Старик, казалось, был поражен ее словами.

— Неужели эти два дня на земле оказались для тебя такими трудными? Да, думаю, так оно и было. — Он ласково положил руку ей на плечо; его глаза были совсем черными, но добрыми. — Я — раввин Авраам Мейер, — представился он. — Если хочешь, я возьму тебя под свою защиту и стану твоим наставником. Я дам тебе дом, научу, чему смогу, и вместе мы решим, что делать дальше. Согласна?

— Да, — с облегчением ответила она.

— Ну и хорошо. Тогда пошли, мы уже почти дома.

Равви Авраам Мейер жил в одном из многих почти одинаковых многоквартирных домов с фасадом, потемневшим от грязи и копоти. Вестибюль был темным и тесным, но чистым; ступени протестующе скрипели у них под ногами. Женщина заметила, как тяжело дышит ее спутник, поднимаясь по лестнице.

Его квартира располагалась на пятом этаже. Прямо из узкой прихожей дверь вела в тесную кухню с раковиной, плитой и холодильным ящиком. На веревке над раковиной сохли носки. Грязное белье, ожидающее стирки, лежало кучей на полу. На плите стояла стопка немытых тарелок.

— Я не ждал гостей, — смущенно объяснил равви.

В спальне хватило места только для кровати и шкафа. К кухне примыкала маленькая гостиная с большим окном и мягким глубоким диваном, обитым выцветшим зеленым бархатом. Рядом стоял маленький деревянный столик и два стула. Вдоль одной стены выстроились шеренги книг со старыми, потрескавшимися корешками. Другие книги были сложены в высокие шаткие стопки прямо на полу.

— У меня немного имущества, — сказал старик, — но мне хватает. Пока это будет и твой дом.

Женщина стояла посреди гостиной, не решаясь испачкать диван своим грязным платьем.

— Спасибо, — сказала она и вдруг заметила окно.

Снаружи уже стемнело, и освещавшие гостиную газовые лампы отражались в стекле. Она увидела в нем фигуру молодой женщины, словно наложенную на здание напротив. Она чуть приподняла и потом опустила руку, и женщина в окне сделала то же самое. Словно зачарованная, Голем приблизилась к ней.

— Да, — прошептал равви, — ты ведь еще ни разу не видела себя.

Женщина внимательно изучала отражение собственного лица, провела руками по волосам, слипшимся после купания в реке. Слегка потянула одну прядь. Что будет с ними дальше: отрастут ли они или навсегда останутся одной длины? Языком она пробежала по зубам, потом вытянула вперед руки. Ногти были короткие и квадратные. На левом указательном пальце ноготь рос немного косо. Интересно, кто-нибудь, кроме нее, когда-нибудь заметит это?

Равви наблюдал за тем, как Голем изучает себя.

— Твой создатель был очень талантлив, — заметил он, но в его тоне ей послышалась нотка осуждения.

Она опять взглянула на свои пальцы. Ногти, зубы и волосы были определенно сделаны не из глины.

— Надеюсь, — сказала она, следя за движением собственного рта, — никто не пострадал, когда он создавал меня.

— Я тоже на это надеюсь, — печально улыбнулся равви. — В любом случае что сделано — то сделано, и ты ни в чем не виновата. А сейчас мне надо выйти купить тебе какую-нибудь чистую одежду. А ты пока располагайся здесь. Я скоро вернусь.

Оставшись одна, она какое-то время еще изучала свое отражение в стекле, а потом задумалась. Что, если бы равви не пришел ей на помощь? Что было бы с ней тогда? Она стояла посреди разъяренной толпы и чувствовала, что мир распадается на части, что ей предстоит шагнуть в… Куда? Она не знала. Но в тот момент она была спокойна. Почти безмятежна. Как будто все беспокойства и горести должны вот-вот оставить ее. Вспомнив об этом, она вздрогнула от страха, причин которого и сама не понимала.

Было уже поздно, и большинство магазинов закрылись, но равви знал, что в районе Бауэри найдется пара работающих лавок, где ему охотно продадут женское платье и что-нибудь из белья. Вообще-то, такие расходы были ему не по карману: помимо маленькой пенсии от своей бывшей общины, он жил только на то, что зарабатывал, обучая ивриту мальчиков, готовящихся к бар-мицве. Но делать нечего. С опаской он углубился в сомнительный район, стараясь держаться подальше от пьяных мужчин и от женщин, ожидающих клиентов у опор надземки. На Малберри-стрит нашелся открытый магазин женской одежды, и он приобрел в нем блузку с длинными рукавами, юбку, халат, сорочку, панталоны и чулки с подвязками. Поколебавшись, равви добавил к покупкам и ночную рубашку. Конечно, для сна она голему не понадобится, но в этом магазине он чувствовал себя очень неловко и был совсем сбит с толку; кроме того, не может же она носить халат прямо на голое тело. Продавец с осуждением смотрел на его черное длинное пальто, но деньги принял охотно.