Чарльз Уильямс - Старшие Арканы

— Вот и прекрасно, — порадовалась Сибил, — значит, он не доставит нам никаких забот. Ты же понимаешь, Нэнси и Генри будет явно не до того, а нам с тобой все-таки посвободнее.

— Ну вот, не хватало мне еще кормить с ложки дряхлого старца, — вскинулся м-р Кенинсби. — Нет, я же помню: Генри уверял, что его родственник неплохо сохранился. Он говорил тебе еще что-нибудь?

— О Господи, конечно, нет! — воскликнула Сибил и спустя полминуты неожиданно добавила:

— Хорошо звучит.

— Что именно? — опешил м-р Кенинсби. Он испугался, что пропустил в разговоре какую-то важную деталь.

— А вот это; «О Господи», — повторила Сибил, отчетливо произнося слова. — Фраза совсем короткая, а все понятно, правда? Я не люблю часто повторять «Боже милостивый»; люди не всегда понимают, что значит «милостивый».

— Иногда ты становишься так же невыносима, как Нэнси, — заметил брат. — Не понимаю, какой в этом смысл. Зачем вообще говорить: «Боже милостивый»?

— Да ведь обычно больше и сказать нечего, объяснила Сибил и торопливо добавила, — извини, дорогой, я как-то не подумала… — она замолчала, подбирая слово.

— Я знаю, — сказал м-р Кенинсби, словно уже услышал его, — но не могу счесть шутки подобного рода признаком хорошего тона. Юмор вполне может обходиться и без оскорблений.

— Пожалуйста, прости меня, Лотэйр, — кротко произнесла Сибил. Она старалась не называть так брата, поскольку для него имя «Лотэйр» как раз и было оскорблением, начисто лишенным юмора. Сибил уже трижды пожалела, что не следила за словами. И так не хватает времени порадоваться всему в жизни. Вот как с этим именем… Они могли бы вместе с удовольствием пробовать его на вкус… но она любила брата и никогда не стала бы навязывать ему чудеса Бога милостивого, поэтому поспешно сменила тему:

— Нэнси так спешит навстречу будущему.

— В ее возрасте вполне естественно ждать будущего, — заметил м-р Кенинсби.

— А в нашем, — подхватила Сибил, — когда остается уже немного времени, о будущем как-то и не думается: настоящее вполне устраивает.

М-р Кенинсби чуть не сказал «Боже Милостивый», но совершенно с другой интонацией. Выждав пару минут, он продолжал:

— Знаешь, Генри предложил отвезти нас на своей машине.

— Ну что же, очень мило с его стороны, — отозвалась Сибил и дала вовлечь себя в разговор о том, что необходимо взять с собой в поездку.

В конце разговора брат неожиданно произнес:

— Да, кстати, отбери из коллекции карт самые интересные. Захватим их с собой, и каталог заодно. Особенно — ту колоду, которую мы как-то вечером смотрели. Нэнси просила. У этого старика, кажется, есть нечто похожее, они с Генри хотят сравнить. Обычные цыганские штучки! Но раз им нравится… Он обещал показать ей какие-то фокусы.

— Хочется верить, — заметила Сибил, — что она не станет демонстрировать их нам, пока не потренируется. Не то, чтобы я не люблю сюрпризы. Просто карточные фокусы и святость плохо совместимы.

— Святость! — насмешливо фыркнул м-р Кенинсби. — Это у Нэнси-то?

— Дорогой мой, она влюблена, — серьезно напомнила сестра.

— Ну, и при чем здесь святость? — торжествующе вопросил м-р Кенинсби и сполна насладился молчанием Сибил. А что она могла объяснить человеку, который не видит очевидной связи между любовью и святостью?

Нэнси не рискнула бы назвать «фокусами» то, что пережила этим вечером, хотя неделю назад, заговорив о картах, Генри воспользовался именно этим словом. До Рождества оставалось дней десять. За те две недели, что прошли после знакомства с коллекцией м-ра Дункана, карты не раз возникали в разговорах молодых людей. Нэнси в полной мере было свойственно любопытство молодости. Таинственные намеки Генри уже всерьез заинтриговали ее. Для начала Нэнси сама еще раз рассмотрела карты и перечитала их описание в каталоге, затем прочла статью «Таро» в энциклопедии, но ясности это не прибавило.

Этим вечером, уютно устроившись перед камином, она ласково теребила пальцы Генри, но вдруг повернулась и взглянула молодому человеку прямо в глаза.

— Генри, милый, в чем там все-таки дело с этими картами? Ты так многозначительно говоришь о них…

— Ничего удивительного, — согласился Генри. — Это очень важно, а насколько — возможно, будет зависеть как раз от тебя.

— Генри! Ты смеешься надо мной, да? Перестань немедленно, иначе я обижусь!

— Я могу перестать, но тогда ты так и не узнаешь, что потеряла, — невозмутимо продолжал Генри.

Нэнси протянула к нему руки и трагическим голосом проговорила: