Максим Карт - Метаморфозы (сборник)

То, что мы увидели там… Выжженная земля дымилась. Всюду валялись обугленные деревья. На некоторых из них плясали языки пламени, источая резкий химический запах. Не думая на пике нервного возбуждения о возможной токсичности продуктов горения, мы дышали полной грудью. А поваленные взрывом стволы указывали корнями на центр кратера. В нём… Не могу словами описать – эмоции зашкаливают, но попробую. В нём лежало, на половину зарывшись в землю, металлическое яйцо, расколотое надвое, размером со среднюю легковушку. Почему металлическое? Хоть оно и покрылась копотью после взрыва, но сквозь её черноту местами проступал блеск идеально отполированной железяки! А трещина… В неё мог протиснуться человек. Из яйца струился свет, гипнотизируя нас переливами различных оттенков голубого. Он будто звал к себе, проникая в глубины наших мозгов, – то шептал нежно, то кричал неистово, брызгая слюной: «Идите ко мне! Я подарю вам сласть, какой вы никогда не знали!»

Первым не выдержал Василий. С радостным воплем скинув с себя телогрейку с ушанкой, он побежал к яйцу. Он был одержим желанием забраться внутрь объекта. Мы не остановили его, потому что сами заразились эйфорией и тоже начали раздеваться… Стоило ему залезть в скорлупу, как свет погас, прекратилась и песня, звавшая нас следом.

Мы с Мишкой переглянулись, удивлённые своим поведением. Это же дикость – раздеться на морозе! Не сказав друг другу ни слова, мы обратно напялили на себя фуфайки и стали ждать возвращения товарища. У нас не было никакого желания пойти и вытащить его оттуда, потому что мы испугались чуждого нашему естеству, а страх, как известно, срабатывает лучше самого надёжного тормоза.

Мы уселись на поваленное взрывной волной дерево, так и не решившись преодолеть границу между белым снегом и горелой землёй. Я молчал, Мишка тоже, словно дали священный обет – ни звука! И нас это устраивало. Мой коллега упорно смотрел на трещину в яйце, пытаясь обнаружить хоть какое-то движение внутри объекта, но ничего не мог там разглядеть. Предоставив ему ответственную роль наблюдателя, я смотрел по сторонам, оценивая ущерб, нанесённый природе падением космического странника, и поражался последствиям столкновения двух стихий – несущегося на огромной скорости из холодной темноты куска железа, хоть и полого, и огромной по сравнению с ним тверди, будто застывшей в пространстве. Моё внимание привлекла одна картинка, и я уделил ей чуточку больше времени, чем остальным отпечаткам катастрофы. Одно из деревьев сильно обгорело, но не свалилось на землю. На его ветке сидела небольшая птица-уголёк. Не успев упорхнуть, слилась с деревом в единое целое, став символом смертельной для всего живого неожиданности. Я сглотнул слюну, поняв, что судьба отвела меня от моего конца.

Мишка сказал вдруг слова, отпечатавшиеся в моей памяти навсегда, испугав меня своим голосом, наполненным тоской по утраченному доброму куску чего-то важного для него: «Долго нету Васьки. Боюсь, мы его потеряли». Я начал успокаивать товарища, клялся, что вернётся наш дружбан обязательно, нужно только чуть-чуть подождать. А Мишка лишь тяжело вздыхал. И настроение отвратное накатилось – тоска смертная.

Время между тем уносилось в вечность. Нас до костей пробрал холод. Стуча зубами и трясясь будто в лихорадке, я посмотрел на Мишку. Он тоже замёрз порядком. Знаете, мороз начинает убивать, когда находишься в неподвижном состоянии, с этим ничего нельзя поделать, он сковывает мышцы и волю, превращает тебя в сосульку. Мы бы физически не высидели больше отведённого нам природой, если бы Василий не появился в ближайшее время… Шальные мысли полезли в мою голову: типа, греется, сука, в тёплой скорлупке, не хочет выходить на морозец, а тут – погибай. Но – сидели.

И дождались. Точно как в мыслишках моих аморальных: вылез из яйца Васька – фуфайка нараспашку, морда красная, как из бани! Явно не мёрз товарищ. И такая злость вскипела во мне! Смотрю на Мишку, и у того кулаки сжались, а удар у него – будь здоров. Если б только дали нам команду… А Васька не замечал наши злые морды и будто не понимал, что отмороженные мы и ненавидим его, скалился во весь рот, купаясь в благодати. Только от чего он кайф словил, а? Так и осталось для меня загадкой. А мы хотели от него не пустого молчания, а всего лишь ответа на вопрос: что ты там видел? То и спасло его от мордобоя, что промямлил он ласковое в те напряжённые секунды нашим ушам: нет там никого, только слизь какая-то голубая… Тут и заметили мы, что вся одежда его в этой слизи, чересчур мерзкой для спокойного созерцания, а то всё на улыбочку его глазели.