Татьяна Форш - Цыганское проклятье

– Странный он какой-то, – заговорщицки пробормотал Игнат, как только за священником закрылась дверь, – глазищи видал какие черные? Как у цыгана какого-то.

– Ты лучше за своим языком следи, а не за чужими глазищами. Как там говорится, не суди, да не судим будешь? Правильно?

– Правильно, барин. – Игнат, кажется, обиделся и сразу перевел тему: – Ты за здоровье если просить хочешь, то вон, к Пантелеймону ступай.

– А если не о здоровье? – Алексей взглянул на скорбный лик святого.

– Будет здоровье, остальное приложится, – философски заявил Игнат.

– Может, я о любви просить хочу?

– Тогда это к Петру и Февронье, только нету здесь их иконы. Проси своими словами, барин, у всех святых и Спасителя.

Никогда Алексей не обращался к Богу, а вот теперь решил, что не от кого больше помощи ждать. Говорят, он всемогущ и справедлив.

Вспомнив, как крестился давеча Игнат, Алексей тоже осенил себя знамением. По телу пробежала едва ощутимая дрожь, и где-то в груди защемило. Сердцу вдруг стало горячо. Алексей вспомнил, что в левом кармане у него лежит ожерелье Марьи. Пальцы нащупали металл и потянули. Рубины вспыхнули яркими огнями, отражая блики свечей.

Сжав украшение в кулаке, он мысленно стал просить святых о помощи. Может, они смягчат сердце юной Марии Русаловой, и она не откажет ему.

Массивная дверь за спиной едва слышно скрипнула, впуская вместе с холодом звонкий девичий голос, от которого стали ватными колени.

– Павел, я, пожалуй, пойду домой. С архитектором все обсудили, мне его план понравился.

Алексей медленно, точно во сне, сунул ожерелье в карман и обернулся, во все глаза разглядывая потерянную нимфу. Даже в обычной шали, даже в монашеском сером платье она не потеряла очарования. Сердце юноши колотилось так, что грозило выскочить из груди, а рубины, что он держал в кулаке в кармане, нагрелись так, что почти прожгли в нем дыру.

– Мария, здравствуй! – Тяжелый язык едва поворачивался в мгновенно пересохшем рту.

Глаза девушки широко открылись. Мгновение она стояла, разглядывая его, точно призрака, а затем бросилась к двери.

Ну уж нет! На этот раз он так просто ее не отпустит!

Выбежав на морозный воздух, он на миг прикрыл рукой глаза, спасаясь от лучей солнца, а когда смог оглядеться, девушки уже нигде не было. Он какое-то время кружил по церковному двору, но нигде не обнаружил пропажи.

– Барин, ты чего мечешься, как заяц меж волков? Монашку свою потерял?

– Игнат, ты видел, куда она пошла? – Алексей подбежал к кучеру и схватил того за грудки. – Отвечай.

– Ты чего взбеленился, барин? Видел ее в окне мельком. Она церковь кругом обошла, так что во дворе не ищи.

Алексей кинулся в указанном направлении, туда, где к церкви подступал лес. На девственно чистом снегу виднелась вереница следов. Они обрывались у белой стены, словно тот, кто здесь был, прошел сквозь стену.

Что за чертовщина?

Подойдя ближе, Алексей увидел, что в стене имелась незаметная дверца, вот только ни замка, ни ручки на ней не было.

– Игнат! – обернулся Алексей к стоявшему неподалеку ямщику. – Найди мне священника.

– Зачем искать? Вот он я. – Неожиданно потайная дверца распахнулась, выпуская священника Павла. – Выходил и слова ваши услышал. Что нужно?

Алексей вздрогнул, обернулся:

– Марию… – И поправился: – Я ищу Марию Силантьевну. Вот…

Он достал из кармана ожерелье и протянул его священнику, но тот вдруг схватился за грудь и начал задыхаться. Лицо его посинело, глаза широко раскрылись. Не отрываясь, он смотрел на Алексея и наконец прохрипел:

– Ты… Он тебя убьет! Проклятье и… Ты…

– Что с вами, батюшка? Чем помочь? – Алексей растерянно огляделся, не зная, что делать.

– Что же ты, барин, стоишь как кол проглотил. – Игнат, казалось, совсем не испугался: – А ну, хватай его под руки и в церкву заводи. Иногда на морозе такая беда может приключиться.

На этот раз в храме Алексею было как-то не по себе. Иконы ощетинились колючими взглядами. От запаха ладана замутило, голова закружилась, но священнику и впрямь здесь стало лучше.

Не сразу, но дыхание восстановилось, лицо порозовело. Он еще держался за грудь, но стало ясно, что приступ прошел и опасность миновала.

– Вот ведь бесовщина привиделась, прости меня, Господи. – Павел перекрестился и виновато посмотрел на Алексея с Игнатом. – Уж простите меня, что так вышло. Пора мне.