Шон Хатсон - Жертвы

Холодный ветер гулял по полутемному пространству стоянки. Подняв воротник, Миллер еще некоторое время постоял в одиночестве, потом открыл дверцу своей машины и сел за руль. Даже внутри машины было холодно.

Способность распознавать потенциальную жертву убийства... В этом заключалась какая-то сила, чуть ли не возможность управлять жизнью и смертью. Подумать только, именно он, Миллер, мог предсказать, кому суждено быть убитым!

Чего он не знал, так это когда и как.

Он завел двигатель, вдруг почувствовав необходимость как можно быстрее выбраться из мрачного подземелья.

Гибсон не верит ему. Но Миллеру было все равно.

Он знал, что кому-то это будет более чем интересно.

Он сидел голый перед телевизором. Скрестив ноги по-турецки, в позе, предназначенной для медитации, однако каждая мышца его тела была напряжена и пульсировала.

Тихо шелестела лента видеомагнитофона, мелькали все новые и новые картинки, а он сидел, как в гипнозе, впившись глазами в женщину на экране.

Прерывисто дыша, отчего ноздри его широко раздувались, Боб Джонсон неотрывно смотрел на Терри Уорнер. Он выключил звук, и теперь мог только видеть ее, не слыша слов, которые она произносила. Да ему и не нужны были слова. Ему нужна была только она сама. Взгляд Джонсона скользил по ее лицу, груди, по всей ее статной фигуре. Эрекция усиливалась; он обхватил член правой рукой, сильно сжав его, рука начала ритмично, подобно насосу, двигаться. Дыхание стало тяжелее, и он ближе прильнул к телевизору, сидя со скрещенными ногами и крепко обхватив упругий ствол.

Изображение на экране сменилось, на мгновение исчезло, затем неожиданно восстановилось.

Терри снова появилась на экране, но уже в новой одежде. Сообщение тоже было другое. Место репортажа — тоже другое. Запись была сделана свыше двух лет назад. Джонсон записывал и хранил на видеоленте все ее интервью, все репортажи. Каждая запись была сделана с оригиналов, доступ к которым у него был.

Он смотрел на ее лицо, и мышцы его собственного лица напрягались по мере возрастания приятной теплоты в области живота и бедер. Рука задвигалась быстрее. Наблюдая, как беззвучно шевелятся губы Терри, Джонсон представлял, будто прижимается губами к ее губам, а его язык проникает в теплую влажность ее рта. Дыхание перехватило, Джонсон открыл рот и захрипел.

Тело его напряглось, мускулы набухли. Он знал, какая сила заключена в его теле, и сознание этого доставляло ему удовольствие. Его правая рука, обхватившая член, продолжала неустанно двигаться, Джонсон встал на колени, оказавшись теперь в десяти сантиметрах от экрана.

В десяти сантиметрах от нее.

От этих губ.

Этого тела.

— Терри, — нежно прошептал он и, включив звук, придвинулся бедрами к экрану в тот момент, когда камера стала увеличивать ее изображение; на экране крупным планом возникло ее лицо, рот открывался и закрывался, как при замедленной съемке.

Ему хотелось войти в это бархатное отверстие, ощутить нежность ее языка и губ.

Ему хотелось.

Ему нужно было.

Ему удастся.

Послышался сдавленный вопль от полученного наслаждения, сопровождаемый обильным извержением, экран телевизора покрылся брызгами густой жидкости. Одна длинная нить этой жидкости на какое-то мгновение соединила конец его пульсирующего органа с лицом Терри Уорнер.

Они соединились.

Она должна быть его.

Миллер сделал еще глоток из своей фляжки и медленно постучал пальцами свободной руки по рулевому колесу. Специалист по киноэффектам следил за выходом из здания, стоящего перед ним, отвлекаясь лишь на то, чтобы взглянуть на часы на приборном щитке, которые показывали, что время приближается к полудню. Он посильнее зажмурился, чтобы освободиться от пелены на левом глазу, и продолжил свое наблюдение.

Миллер просидел в машине уже больше часа, и лишь запах виски, его постоянного спутника, да монотонный голос из радиоприемника составляли ему компанию. Но вот тот, кто ему был нужен, появился на стоянке.

— Наконец-то, — пробормотал он, в последний раз отпив виски.

Он видел, как Терри Уорнер открыла двойные двери и, запрокинув голову, взглянула на небо: с запада надвигались тяжелые тучи. Упали первые крупные капли дождя — предвестники грозы, — и она ускорила шаг, направляясь к машине, стоящей поблизости от машины Миллера.

Он дождался, когда она окажется в трех метрах от него, открыл дверцу и вышел из машины.