Нэнси Коллинз - Самое темное сердце (ЛП)

Барон был разгневан, когда увидел, что тело его сына лежит на смертном ложе, непомазанное священником. Кёр де Неж потребовал объяснений, почему Нуару не возданы последние почести. Лиша заявила, что их сын на самом деле не умер и что он воскреснет вечером третьего дня, как Христос, который отвернул камень, но такое богохульство только вызвало ещё больший гнев со стороны барона.

Лиша попыталась объяснить в надежде, что он поймёт, какая отчаянная любовь толкнула её на это. Вместо этого Кёр де Неж набросился на женщину, с которой делил ложе двадцать пять лет, и, обвинив её в том, что она колдунья, вонзил кинжал ей в живот. Она умерла у его ног. Тамплиеры, которые сопровождали барона, проследили за тем, чтобы над останками Нуара провели последний обряд.

Теперь, когда тело было официально отпето, оставшиеся слуги Лиши зашили Нуара в саван и погребли на ближайшем кладбище. Удовлетворённый тем, что всё идёт, как положено, Кёр де Неж уехал в Тир, где его возвращения дожидались молодая жена и ребёнок.

Конечно, Нуар пробудился вечером третьего дня, как и предсказывала его мать.

Воскреснув, Нуар обнаружил себя запертым в темноте со сложенными на груди руками и связанным лентами мягкой ткани. На всё его тело давил огромный вес. Он попробовал открыть глаза, но на веках лежало что-то холодное и металлическое, заставляя их оставаться неподвижными. Он попытался позвать на помощь, но его рот был забит хлопком.

Собравшись с силами, он сумел освободить свои руки, вытащить хлопковый кляп и скинуть монеты со своих глаз. Он разорвал саван ногтями, которые стали длиннее и крепче, чем когда-либо в его жизни, пробиваясь наверх подобно пловцу, остро нуждающемуся в глотке воздуха. Рыхлая земля попала в его глаза и открытый рот, когда он силился сбежать из сжимающей его со всех сторон тьмы. Мусульманский полумесяц висел на небе, когда он, извиваясь, выбрался из своей могилы, словно змея, избавляющаяся от старой кожи.

Он побрёл прочь с кладбища, оцепенелый и с пустыми глазами, словно статуя, мрамор которой превратился в плоть, одетый только в лохмотья похоронного савана, и с перепачканными могильной грязью волосами.

Как и любого воскресшего, его вели инстинкты одиночки, заставляя шаркать по направлению к дому, в то время, когда люди, которых он, будучи живым, считал своей семьёй, забыв в своей скорби об осторожности, оставили двери открытыми для его шокирующего появления.

В миле от кладбища Нуар встретил одинокого паломника в одном из убежищ, построенных вдоль тех дорог, которые ведут от портов до священных гробниц Иерусалима. Внезапно паломник проснулся, очнувшись от своего благочестивого сна, когда почувствовал запах смерти. Узрев нависший над ним кошмар, паломник завопил, моля бога об избавлении, но пребывание на Святой Земле той ночью не принесло ему спасения.

Нуар напал на паломника, как человек, вышедший из пустыни, припадает к бурдюку с водой. После того, как он выпил паломника досуха, к Нуару вернулись его чувства – по крайней мере, в достаточной степени, чтобы осознать, что он должен прикрыть свою наготу, если хочет продолжить путешествие незамеченным. Раздев свою жертву, Нуар снова отправился в путь – на этот раз, не бездумно кормиться, а отыскать свою мать, ибо подозревал, что какие бы изменения с ним ни произошли, должно быть, это результат её действий.

Выбравшись из могилы, Нуар обнаружил, что также лишился несовершенства человеческой плоти. Его глаза теперь видели ночью так же ясно, как и днём; он мог чувствовать запахи, которых не чувствовал раньше – таких, например, как страх; он мог слышать даже шорохи, издаваемые мышью в сухой траве вдоль дороги, или скольжение гадюки среди камней. Но самой резкой переменой из всех была нужда, непохожая ни на что ранее ему известное, пока он был смертным, которая располагалась в ямке ниже живота и выше поясницы и взывала о крови живых.

Когда Нуар приблизился к особняку матери, он заметил, что ни в одном окне нет ни огонька. Он нашёл это странным, поскольку знал, что Лиша часто засиживалась до поздней ночи, работая над различными зельями и заклинаниями. Когда Нуар подошёл к внешним стенам, он уловил привычный запах, исходящий от находившейся недалеко кучи навоза – вонь, которую он узнал очень хорошо на поле сражения: запах разлагающейся человеческой плоти.

Это напоминало пугало, брошенное поверх кучи небрежным крестьянином. При ближайшем рассмотрении он узнал в нём тело своей матери. Он смог идентифицировать её только по волосам и одежде после того, как на ней побывали собаки и грифы. Его грудь пронзила ярость столь великая, что проявилась лишь в спокойствии.