Кларк Смит - Затерянные миры

В следующие ночи он и Музда наблюдали таинственные новые звезды, движущиеся к западу за ярко сияющим созвездием Большого Пса. Нюшен непрерывно размышлял над картами и книжными томами, надеясь обнаружить погрешность в собственном истолковании. Но всегда в конце работы он был вынужден соглашаться с той же самой интерпретацией.

Звездочета все больше и больше тревожила мысль о нежеланном и таинственном путешествии, которое придется совершить. Он продолжал преуспевать в Уммаосе, и, казалось, нет никакого мыслимого резона, чтобы покинуть город. Нюшен ощущал себя человеком, который ждет какого-то сомнительного вызова, и неизвестно, откуда он придет и в какой час. Все время со страхом и беспокойством он вглядывался в лица своих посетителей, думая, что первый из трех предсказанных проводников может появиться среди них безвестным и неузнанным.

Музда и пес Ансарат, обладающие интуицией немых существ, ощущали эту странную тревогу, испытываемую их хозяином. Они явно разделяли ее, и негр выражал свои чувства дикими гримасами, а пес припадал к земле под столом либо безустанно шнырял взад и вперед с облезлым хвостом между ног. Такое поведение, в свою очередь, подтверждало беспокойство Нюшена, он счел его плохим предзнаменованием.

В один из вечеров звездочет в сотый раз размышлял над своим гороскопом, который вычертил многоцветной тушью на листе папируса. Он был потрясен, когда на чистом нижнем поле листа увидел любопытный знак, который не был частью его записей. Знак представлял собой иероглиф, начерченный коричневой тушью, и изображал, по-видимому, мумию, покров которой неплотно окутывал ноги, а стопы были раздвинуты, словно шагали. Мумия повернулась лицом к той четверти карты, где стоял знак Большого Пса, которым в Зотике отмечали Храм зодиака.

Когда Нюшен исследовал иероглиф, его удивление сменилось беспокойством. Он помнил, что накануне поля на карте были совершенно чисты, а с чердака он вчера не выходил. Музда, конечно, никогда бы и не осмелился притронуться к карте; более того, негр почти не умел писать. Среди разнообразной туши, которой пользовался Нюшен, не было ни одной, имевшей этот неяркий коричневый оттенок — такой грустный и мягкий контраст на фоне белого папируса.

Предсказатель ощущал тревогу, как человек, противостоящий зловещему и необъяснимому видению. Конечно, образ мумии не был начертан человеческой рукой, подобно знаку странной планеты, которая была близка к тому, чтобы приблизиться к сферам его гороскопа. Появление трех новых звезд предполагало действие сверхъестественных сил. В течение многих часов он тщетно пытался разгадать эту тайну, но во всех его книгах не нашлось таких сведений. Казалось, в работах звездочетов таких прецедентов вообще не встречалось.

Весь следующий день Нюшен с утра до вечера был занят вычерчиванием линий судеб, предопределенных небесами жителям Уммаоса. Завершив со своей обычной изнурительной тщательностью все вычисления, он еще разок развернул и свою карту, хотя руки его и дрожали. Почти паническое предчувствие беды охватило предсказателя, когда он увидел, что коричневого иероглифа уже не было на полях, он в виде шагающей фигуры переместился в один из нижних Домов гороскопа, где развернулся по направлению к созвездию Пса и как бы наступал на этот знак созвездия, восходящего над горизонтом.

Звездочет начал дрожать от благоговейного страха и любопытства, как человек, ощутивший роковое и непостижимое дурное предзнаменование. Никогда в часы размышлений астролог не замечал изменений в появившемся знаке, и все же каждый вечер, когда он разворачивал карту, видел, что мумия шагнула еще ближе к Дому Пса...

Пришло время, когда фигура стояла уже на пороге Дома Пса. Необычная своей тайной и угрозой, которые были все же за пределами пророчеств, мумия, казалось, ждала исхода ночи, когда ее пронзит серая дымка рассвета.

Измученный ночными бдениями и работой, звездочет уснул в своем кресле. Никакие сны не тревожили его; Музда был достаточно осмотрителен, чтобы не беспокоить, и никаких посетителей в тот день не ожидалось. Так прошли утро, полдень и день; Нюшен и не заметил, как они прошли.

Вечером его разбудил громкий и печальный вой Ансарата, который раздавался из самого дальнего угла комнаты. Но только открыл он глаза, как с испугом ощутил аромат горьких специй и пронзительный запах натра. Затем сквозь туманную пелену сна, еще застилавшую глаза, астролог узрел в тусклом желтоватом свете свечей, зажженных Муздой, высокую мумиеподобную фигуру, безмолвно стоящую рядом с ним. Ее голова, руки и тело были плотно укутаны саваном, но ниже бедер одежды лежали неплотно. Фигура стояла в позе идущего: одна иссохшая коричневая ступня впереди другой. Ужас охватил Нюшена, и ему пришло в голову, что фигура в саване — был ли это фантом или приведение — напоминала тот странный перемещающийся иероглиф, переходивший из Дома в Дом по карте его судьбы.