Кларк Смит - Затерянные миры

Нарфай и Вемба-Тсит предстали перед своим учителем, чтобы доложить, что все подготовлено. Оба были много младше, чем Абнон-Тха, но, как и он сам, чужаки в Зуль-Бха-Сейре. Молодые колдуны происходили из смуглых и узкоглазых обитателей Наата, острова, имевшего чуть менее скверную славу, чем Сотар.

— Чудесно, — отозвался некромант, глядя на стоявших перед ним с опущенными глазами помощников. — Нам осталось лишь дождаться благоприятного часа. Между закатом и появлением луны, когда жрецы будут ужинать в нижнем склепе, мы войдем в храм и совершим все обряды, необходимые для воскрешения Арктелы. Сегодня их трапеза будет изобильной, ибо я знаю, что много мертвых на огромном столе в верхнем святилище достигли зрелости, и, возможно, сам Мордигиан тоже насытится. Никто не придет следить за нашим уходом.

— Но, учитель, — сказал Нарфай, слегка дрожа под своей кроваво-красной мантией, — так ли мудро затевать все это? Вам обязательно нужно забрать девушку из храма? Раньше вы всегда довольствовались тем, что позволяли жрецы, и, как они велели, возвращали мертвых назад бездыханными. Действительно ли необходимо нарушать закон бога? Говорят, что гнев Мордигиана, хотя он и редко его проявляет, гораздо более губителен, чем гнев других богов. Поэтому в последнее время никто не отваживался обмануть его и похитить тело из его храма. Рассказывают, что давным-давно один знатный мужчина этого города унес оттуда тело возлюбленной и бежал с ним в пустыню, но жрецы пустились за ним в погоню, более стремительные, чем шакалы... и гибель, настигшая беглеца, была столь ужасной, что легенды лишь смутно говорят о ней.

— Я не боюсь ни Мордигиана, ни его прихвостней, — объявил Абнон-Тха с мрачным тщеславием в голосе. — Мои верблюды обгонят жрецов, даже если они и не люди, а вурдалаки, как утверждают некоторые. Кроме того, маловероятно, что они попытаются преследовать нас, ибо после своего вечернего пиршества будут спать, точно обожравшиеся стервятники. Утром, еще прежде чем они пробудятся, мы окажемся далеко на пути в Тасуун.

— Учитель прав, — вмешался Вемба-Тсит. — Нам нечего бояться.

— Но говорят, что Мордигиан не спит, — настаивал Нарфай, — и что из своего черного склепа под храмом он непрестанно наблюдает за всем происходящим.

— Я слышал то же самое, — сухим и нравоучительным тоном ответил Абнон-Тха — Но считаю, что это всего лишь предрассудки. И эти пожиратели падали до сих пор слухов ничем не подтвердили. До сих пор я ни разу не видел Мордигиана, ни спящего, Ни бодрствующего, но, по всей вероятности, он самый обычный вурдалак. Я знаю этих тварей и их привычки. Они отличаются от гиен лишь своими чудовищными фигурами и размерами, да еще бессмертием.

— И все же я считаю неправильным обманывать Мордигиана, — пробормотал Нарфай себе под нос.

Чуткие уши Абнона-Тха уловили его слова.

— О нет, это не вопрос обмана Я славно послужил Мордигиану и его жрецам и обильно покрывал мертвецами их черный стол. Кроме того, в каком-то смысле, я собираюсь выполнить условия сделки, касающейся Арктелы — за мою привилегию некроманта я приведу им нового покойника. Завтра же юный Алос, жених Арктелы, займет ее место среди мертвых. А сейчас идите и оставьте меня, ибо я должен обдумать заклятие, которое разрушит сердце Алоса, точно червь, вгрызающийся в спелый плод.

Фариому, дрожащему и отчаявшемуся, казалось, что безоблачный день течет с медлительностью затянутой илом реки. Не в силах обуздать тревогу, он бесцельно бродил по людным базарам, пока западные башни не потемнели на фоне шафрановых небес, и сумерки, точно серое комковатое море, не окутали дома. Потом он вернулся в гостиницу, в которой Илейт настиг приступ, и подозвал верблюда, оставленного там в стойле. Погоняя животное по темным улицам, освещенным лишь слабыми огоньками ламп и факелов, пробивающимися из полузанавешенных окон, он еще раз отправился в центр города.

Полумгла сгустилась в темноту, когда он подъехал к открытой площади, окружавшей храм Мордигиана. Окна, выходившие на площадь, были закрыты, и в них не виделось ни огонька, точно в мертвых глазах. Весь храм, огромную темную массу, как и любой мавзолей под зажигающимися звездами, не освещал ни один отблеск. Казалось, внутри никого не было, и, хотя тишина благоприятствовала его начинанию, Фариома бил озноб от нависшей над ним смертельной угрозы и одиночества. Копыта его верблюда извлекали из мостовой странный зловещий лязг, и юноша подумал, что уши спрятавшихся вурдалаков, бдительно вслушивавшихся в тишину, непременно обнаружат его.