Кларк Смит - Затерянные миры. Аверуан

Но тут Гаспар показался из-за своего укрытия и встал на виду у бушующего колосса.

— Поди-ка сюда, Натери, если это и вправду ты, — дерзко выкрикнул юноша. — Подойди ближе, ибо я хочу потолковать с тобой.

Выражение безумной ярости сменилось на лице великана неописуемым изумлением. Глядя на Гаспара, точно завороженный, он медленно опустил дубину и наклонился к башне, пока его лицо не оказалось всего в нескольких футах от бесстрашного юноши. Затем, убедившись, что перед ним и впрямь Гаспар, чудовище вновь взревело от ярости. Огромная рука потянулась к Гаспару, грозя стереть его в порошок.

— Ты ли это, Гаспар, мой малодушный ученик? — оглушительно прорычал колосс. — Я же оставил тебя гнить в подземельях Илурни, а теперь встречаю на крыше этого проклятого собора! Тебе следовало остаться там, куда я тебя бросил, — возможно, тогда ты прожил бы чуть подольше!

Трясущимися пальцами Гаспар отвязал от пояса кошель с порошком, и, когда огромная рука нависла над его головой, вытряхнул его содержимое прямо в лицо гиганту. Злобно ухмыляющиеся губы на мгновение исчезли в сером облаке. Через мгновение неистовый блеск в его глазах потух, гигантская рука безжизненно повисла. С грохотом выронив дубину, колосс развернулся и побрел назад по разоренному городу.

Шагая, он что-то сонно бормотал себе под нос, и люди, слышавшие его, клялись, что его голос больше не был похож на голос Натери, теперь в нем слышался гул и ропот множества голосов. А голос самого колдуна, ничуть не более громкий, чем он был при жизни, время от времени пробивался сквозь этот хор, точно сердито возражая кому-то.

Перебравшись через стену, колосс бродил в округе на протяжении долгих часов, и многие полагали, что он разыскивает те могилы, из которых были подняты составлявшие его тела затем начал раскапывать глинистый холм, возвышавшийся над берегом реки. Выкопав в желтой глине огромную яму, он рухнул, придавив собой корзину, в которой сидели его ученики, и затих.

Еще много дней никто не осмеливался приблизиться к этому месту, и гигантский труп гнил под летним солнцем, порождая чудовищное зловоние. А те, кто решился подойти к нему наступившей осенью, когда запах ослабел, утверждали, что слышали исходивший от огромной туши голос Натери, который чем-то возмущался.

Что же касается Гаспара дю Норда, спасшего Вийон, то он дожил до преклонных лет, окруженный всеобщим уважением, и был единственным в тех краях колдуном, чья деятельность ни разу не вызвала неудовольствия церкви.

До нескольких весьма прискорбных и скандальных происшествий, случившихся в 1550 году, огороды в Перигоне были расположены на юго-восточной стороне аббатства. После этих событий их перенесли на северо-запад, где они находились до сих пор, а прежнее место заросло бурьяном и шиповником, которые, по строгому приказу сменявших друг друга аббатов, никто никогда не пытался выполоть.

Происшествие, вызвавшее перенос морковных грядок, превратились в Аверуане в народное предание. Сейчас уже трудно сказать, сколько в этой истории правды, а сколько — вымысла.

Однажды апрельским утром три монаха вскапывали огород. Их звали Поль, Пьер и Яг. Первый был зрелым и сильным мужчиной; второй только входил в пору расцвета; третий — почти мальчик, который лишь недавно принял монашеский обет.

Яг вскапывал глинистую почву усерднее и прилежнее своих товарищей. Благодаря заботам многих поколений монахов в огороде почти не попадалось камней, но вскоре лопата Яга звякнула, задев какой-то твердый предмет.

Он решил, что это небольшой валун, который необходимо, к вящей славе Господней, убрать из монастырского огорода. С воодушевлением взявшись за дело, он начал углублять яму, отбрасывая влажную землю в сторону. Задача, однако, оказалась не из легких, а предполагаемый валун, постепенно обнажаясь, начал обнаруживать весьма странные очертания. Забыв про свою работу, Пьер и Поль пришли на помощь своему товарищу. Благодаря их объединенным напряженным усилиям вскоре стало ясно, что представляет собой этот предмет.

В огромной яме, которую вырыли монах, оказались вымазанные землей голова и туловище мраморной женщины. Бледный камень плеч и рук был очищен от грязи в тех местах, где его задели их лопаты, но лицо и грудь оставались облеплены затвердевшей землей.

Фигура стояла прямо, словно на каком-то невидимом пьедестале. Одна рука чуть приподнята, будто в попытке прикрыть прелестную грудь, вторая, свободно свисавшая, была еще погружена в землю. Раскапывая дальше, монахи вскоре освободили пышные ягодицы и округлые бедра, и, наконец, дошли до вкопанной в землю гранитной плиты, служившей пьедесталом.