Дэн Симмонс: Гамбит

— Милые леди, вы, кажется, уже знакомы с моими компаньонами — Томом Рэйнольдсом и Енсеном Лу-гаром? — Двое мужчин подошли ближе, и теперь в моем узком холле собралась, казалось, целая толпа. Мистер Рэйнольдс оказался худым блондином; он улыбался, обнажая зубы с прекрасными коронками. Мистер Лугар — огромного роста негр; его массивные плечи нависали над всеми нами, а на грубом лице застыло угрюмое, обиженное выражение. Я была абсолютно уверена, что ни я, ни Нина никогда прежде не видали этих приспешников Вилли.

— Что ж, пройдемте в гостиную? — предложила я. Толпясь и суетясь, мы поднялись наверх и, в конце концов, втроем уселись в тяжелые мягкие кресла вокруг чайного столика георгианской эпохи, доставшегося мне от дедушки. — Принесите нам еще чаю, мистер Торн. — Мисс Крамер поняла намек и удалилась, но пешки Вилли по-прежнему неуверенно топтались у двери, переминаясь с ноги на ногу и поглядывая на выставленный хрусталь, как будто от одного их присутствия что-нибудь могло разбиться. Я бы не удивилась, если бы это действительно случилось.

— Енсен! — Вилли щелкнул пальцами. Негр немного постоял в нерешительности, затем подал дорогой кожаный кейс. Вилли положил его на столик и открыл застежки своими короткими, толстыми пальцами. — Ступайте отсюда. Слуга мисс Фуллер даст вам чего-нибудь выпить.

Когда они вышли, он покачал головой и улыбнулся Нине.

— Извини меня, дорогая.

Нина тронула Вилли за рукав и наклонилась с таким видом, словно предвкушала что-то.

— Мелани не позволила мне начать Игру без тебя. Это так ужасно с моей стороны, что я хотела сделать это, правда, Вилли, дорогой?

Вилли нахмурился. Пятьдесят лет прошло, а он все еще дергался, когда его называли Вилли. В Лос-Анджелесе он был Большой Билл Борден. А когда возвращался в свою родную Германию (не очень часто, из-за связанных с этим опасностей), то снова становился Вильгельмом фон Борхертом, владельцем мрачного замка, леса и охотничьего выезда. Нина назвала его Вилли в их самую первую встречу в Вене в 1925 году, и он так и остался для нее Вилли.

— Начинай, Вилли, — сказала Нина. — Ты первый.

Я еще хорошо помню, как раньше, встречаясь после долгой разлуки, мы по несколько дней проводили за разговорами, обсуждая все, что случилось с нами. Теперь у нас не было времени даже на такие салонные разговоры.

Оскалив в улыбке зубы, Вилли вытащил из кейса газетные вырезки, записные книжки и стопку кассет. Он едва успел разложить свои материалы на столике, как вошел мистер Торн и принес чай, а также альбом Нины из оранжереи. Вилли резкими движениями расчистил на столе немного места.

На первый взгляд, Вилли Борхерт и мистер Торн были в чем-то похожи, но только на первый, ошибочный взгляд. Оба — краснолицы, но если цвет лица Вилли свидетельствовал об излишествах и разгуле эмоций, то мистер Торн не знал ни того, ни другого уже много лет. Вилли стыдливо прятал свою лысину, проступающую тут и там, как у ласки, заболевшей лишаем, а обнаженная голова мистера Торна была гладкой, как колено, даже трудно представить, что у него когда-то были волосы. У них обоих — серые глаза (романист назвал бы их холодными), но у мистера Торна глаза были холодны от безразличия, во взгляде светилась ясность, порожденная абсолютным отсутствием беспокойных эмоций и мыслей. В глазах же Вилли таился холод порывистого зимнего ветра с Северного моря, их часто заволакивало переменчивым туманом обуревавших его чувств — гордости, ненависти, удовольствия причинять боль, страсти от разрушения. Вилли никогда не называл использование Способности “Подпиткой” — похоже, только я мысленно применяла это слово; но он иногда говорил об Охоте. Возможно, он вспоминал о темных лесах своей родины, когда выслеживал жертвы на стерильных улицах Лос-Анджелеса. Я подумала: интересно, а снится ли Вилли этот лес? Вспоминает ли он охотничьи куртки зеленого сукна, приветственные крики егерей, струи крови, хлещущие из туши умирающего кабана? Или Вилли вспоминает топот сапог по мостовым и стук кулаков в двери — кулаков его помощников? Возможно, у Вилли Охота все еще связана с тьмой европейской ночи, с горящими печами, за которыми присматривал и он сам.

Я называла это Подпиткой, Вилли — Охотой. Однако я никогда не слышала, как это называла Нина. Пожалуй, что никак.

— Где у тебя видео? — спросил Вилли. — Я все записал на пленку.

— Ах, Вилли, — раздраженно сказала Нина. — Ты же знаешь Мелани. Она такая старомодная. У нее нет видео.