Елена Небесная - Фатум (сборник)

Пелагея Петровна уже спала, так никого и не дождавшись. В её комнате горел ночник, тускло освещая дорожку от калитки к дому через окошко, а на кухне ждали накрытый стол и остывший чайник. Не хотелось греметь чайником и будить хозяйку, и Андрей, увлечённый рассказом о цели приезда, решил показать Нине свои сокровища прямо сейчас. Взяв зажжённую свечу, они тихонько поднялись на чердак по винтовой лестнице в прихожей. Он был буквально завален всякой всячиной до самой крыши. Протискиваясь по узкому проходу между старой мебелью и стульями, они добрались до чердачного окна, где при бледном освещении луны видны были несколько стоящих на подставках картин, какие-то огромные вазы и скульптуры, окружавшие их. На картинах при тусклом освещении едва можно было что-то увидеть, и Андрей, поднеся к одной из них близко свечу, обнял Ниночку за талию и подвёл её поближе к полотну, чтобы она могла рассмотреть творение старинного художника. С портрета на неё смотрела какая-то женщина в золотом платье, сидящая на скамейке. «Не правда ли, красивая?» – заметил Андрей. Вдруг Ниночке стало плохо: какой-то комок подступил к горлу, сердце сжалось и тревожно забилось, закружилась голова. Она пошатнулась и, если бы не рука Андрея, крепко сжимающая её талию, то так и опустилась бы на пол от бессилия, накатившегося на неё. «Здесь, наверное, совсем мало воздуха, – оправдывался испуганный хозяин «сокровищ», приводя её в чувство из полуобморочного состояния, – завтра же всё проветрим или лучше перенесём вниз, в гостиную, где будет больше возможности и пространства всё рассмотреть при дневном свете»…

Утром Нина проснулась очень рано, когда рассвет чуть позолотил окна дома, и еще долго лежала в кровати. Непонятная тревога омрачала и вчерашнюю прекрасную прогулку, и впечатления от общения с Андреем. Нужно было идти на работу, где её ждали больные, и пришлось вставать и собираться, отбросив все переживания по поводу вчерашнего происшествия. На работе всё не клеилось, валилось из рук и не ладилось. Мысленно она всё возвращалась и возвращалась во вчерашний вечер, никак не понимая, что с ней произошло. Она обладала крепким здоровьем и нервами, и ей никогда не становилось плохо даже на занятиях в анатомическом театре, когда она училась в училище, а тут из-за минутной нехватки воздуха – такой конфуз. Так размышляла она, идя по длинному коридору старого корпуса, который ей всегда нравился, особенно картинами в массивных рамах. Ей надо больше интересоваться живописью, если у неё появился теперь такой кавалер. Вспомнив Андрея, она улыбнулась – нельзя сказать, что он ей так уж очень понравился, но было всё же приятно думать, что она могла быть интересна такому человеку, да ещё настоящему художнику, который может написать с неё портрет, вот, к примеру, как этот. Ниночка остановилась возле небольшой картины, где была нарисована пожилая, но очень красивая и величавая знатная дама в бархатном зелёном платье и в шляпе с экзотическими перьями на фоне разросшегося старого сада. Она стояла на тенистой влажной аллее, по обе стороны которой росли кусты душистого жасмина, что дивно переплетались с густыми ветвями ивовых деревьев. Не столько сам портрет заинтересовал её, сколько этот сад, запах от которого, казалось, окутал её с головы до ног, и легкое дуновение ветерка вдруг почувствовала она своей кожей. Где же она видела этот сад? Нина тряхнула головой, пытаясь сбросить с себя это странное наваждение. Лучше уж думать об Андрее…

Андрей решил ехать. Собираться он начал сразу, как только проснулся. В конце концов, дела его звали домой, в столицу, ждал и заказчик, ради которого он и вернулся сюда, в родительский дом. Надо было всё запаковать и уложить – успеть бы до обеда. Спешно покончив с завтраком и перекинувшись несколькими словами с матерью, он поднялся на чердак и, открыв чердачное окно, впустил туда и яркие лучи утреннего света, и благоухающую свежесть ранней прохлады. Вот и Ниночке вчера стало плохо от такого спёртого воздуха. Да и кто и когда здесь проветривал! Не хватало ещё, чтобы и он здесь растянулся от удушья. Несколько скульптур были завёрнуты и упакованы в принесённые чемоданы умелыми и быстрыми руками антиквара. Картины не хотелось вынимать из рам – так прекрасно они смотрелись в этих старинных позолоченных окладах; да так будет и презентабельнее, и не велики они, подумал Андрей. Он остановился перед одной из них: «Женщина, кормящая голубей»… Волосы на его голове вдруг зашевелились и, можно сказать, стали дыбом. Взгляд женщины, казалось, впился ему прямо в сердце. Поверить в это было трудно. Но эта Ниночка, очаровательная медсестра, которой он наплёл вчера бог весть что, смотрела с картины в его глаза укоряющим взглядом. Только выглядела она лет на десять старше. Потрясение сменилось удивлением: как старинный портрет мог быть таким похожим – те же глаза, волосы, улыбка, как будто это она сама и позировала старинному мастеру. Обескураженный, он спустился вниз. Надо подумать… Он сейчас никуда не поедет.