Андрей Кедрин - Художники смерти

Этим утром насильственное пробуждение оказалось более чем некстати. Уснуть удалось только к рассвету, устав от карусельной череды мыслей. В голове прыгали блохи финансовых забот, скулило одиночество, сиреной подвывало беспокойство о будущем, и перекрывал все глухой рокот скопившейся злости. Сбросив подушку на пол, я высвободил из складок ткани жесткую пластиковую рукоятку ножа. Большой палец толкнул лезвие вперед, раздался упругий щелчок, и обоюдоострая полоска стали встала на место. Я крутнул нож в пальцах, перехватил его в положение «клинком вниз» и проткнул хрустнувшую панель телефона. И тогда он, наконец, умолк.

Встать все равно пришлось, также, как и достать из шкафа коробку с фотографиями по-американски счастливых людей и заменить убитый в буквальном смысле аппарат на новый. Жертва бессоннице отправилась в мусорное ведро, а я — в ванную. Там, под плеск воды я в очередной раз попытался решить, чего же не хватает человеку, которого считают если не успешным, то перспективным окружающие. Может быть, чего-то совсем простого, или, наоборот, недостижимого?

Я осторожно заглянул в холодильник, вытащил сухую палочку охотничьей колбасы и пожевал жесткое мясо. Початая бутылка черного рома в дверном отсеке обещала небольшое облегчение или, хотя бы временную передышку от мыслей, что так и не дали выспаться. Ночью о ней я не вспомнил, и теперь пожалел об этом. Как бы ни складывались дела, или, точнее, НЕ складывались, встречаться с людьми нужно трезвым.

Как же знакома дорога на работу. Вроде бы, немного времени прошло, а я уже успел выучить каждую трещину на асфальте. Настал день, и шагаешь по одному и тому же маршруту, хотя до боли хочется рвануть прочь, забыть о маленьких победах, что радовали когда-то, бросить все и сразу, не возвращаться в кабинет, убежать от людей, улететь, да именно улететь, пусть даже с крыши — на тротуар, пусть вниз, на камни. Но лишь бы на секунду-две почувствовать, что вот она, абсолютная свобода, когда не нужно торопиться и никто не властен над тобой, и бесполезны приказы, лозунги и воззвания. Ты уже не гражданин, и ничего стране не должен, тебе безразлично, каков будет завтра политический строй и поднимется ли государство… Пусть летит оно туда же, пусть разрывается на куски собственным ворьем или сгорает в ядерном огне… но без тебя.

— Извините… — Высокая — глаза почти на одном уровне с моими, темноволосая, стройная девушка появилась из дверей круглосуточного магазина. И не просто так, а с коробочкой пирожных, которые теперь равномерно распределены по моим ботинкам. Так вот всегда — только захочешь катапультировать душу, кто-нибудь на тело нагадит. Она не растерялась и виноватой не выглядит. В зеленых глазах, наоборот, прыгают смешинки, словно девушка радовалась удачному розыгрышу.

— Извиняю. — Ждет чего-то, словно придерживая меня на месте взглядом. Где ж ты была хоть год назад, когда я так собой любовался, и хотел произвести впечатление на всех встречных? Я бы ринулся утешать тебя, затарил пирожными руки, а лапшей — уши, мы бы познакомились, обменялись телефонами… Но лучше уйди прямо сейчас, не надо меня выручать или обнадеживать, я устал от надежд и помощи…

— Тогда я пойду, пожалуй… вот так из-за неуклюжести своей без сладостей к чаю осталась. — Нормальный развод, но не для меня. Вот тот толстопузый, что припарковал машину неподалеку, тебя уже до трусов раздел мысленно. С ним, пожалуйста, такие трюки проводи — ужин и завтрак гарантирован.

— А вы кефир попробуйте на полдник — его и без пирожных довольно. — Сердишься? Ну и славно, так и оставайся… ах ты окаянное сочувствие, в последний раз. Завтра, даже если мокрый, голодный котенок приползет под дверь — не шелохнусь. — Вам какие больше нравятся?

— Со взбитыми сливками. — Она улыбнулась. — Знаете, у вас такой взъерошенный вид был, что я испугалась, правда.

— Не проснулся еще… и кофе не успел попить.

— А, вы, наверное, тоже «совенок», не любите утро? — Я оставил вопрос висеть на том месте, где он прозвучал.

— Удачного вам дня. — Оставив девушке новую порцию сладостей, я двинулся дальше. Не стоило отвлекаться на эту встречу. Если она не случайна, мы еще увидимся. Однако, тучи на душе малость рассеялись — настолько, что я перестал думать о кардинальных мерах по изменению судьбы.

В редакции было тихо. Свежий номер еженедельника лишь вчера вечером отправили в типографию. Это означало, что раньше обеда никто из коллег не почтит рабочее место своим посещением. Мне стоило бы последовать их примеру, но тишина привлекала еще больше, чем спокойный сон.