Степан Ставрогин - Рыцари ада

Зигфрид не заговаривал о необходимости подписания договора, скрепленного кровью, лишь подливал в чаши непонятную жидкость — уксус не уксус, вино не вино. Он называл ее «аква витой» и говорил, что ее изобрел сам Магомет для повышения стойкости исламских воинов. Но потом сам же ее и запретил. Ибо человек, пьющий эту «воду жизни», воистину, на несколько часов оказывается в раю Юноши выпили, в головах зашумело. Их потянуло на философствование.

— Чем ты докажешь, что твой Сатана лучше нашего Господа? — спросил Ганс с глубокомысленным видом.

— Наилучшее доказательство этому то, что ты сейчас задаешь мне этот вопрос, а не кор мишь своим мясом голодных грифов на солн цепеке, — невозмутимо ответил Зигфрид.

— Это лишь доказательство того, что у твоего хозяина не нашлось стольких важных дел, как у Господа, и поэтому он вспомнил о нас Если только, конечно, не допустить, что и проводник наш, и бандиты — все это с самого начала было затеей лукавого, охотящегося за христианскими душами. Но, даже поработив нас обманом, твой лукавый рогатый и хвоста тый повелитель никогда не сумеет даровать нам спасения души.

— Зачем же их спасать, если они уже проданы?

— Но твой бес не в силах даровать нам райского блаженства

— Естественно, поскольку он действительно не любит делать подарков. Но вы вправе завоевать себе маленький рай и блаженствовать в нем сколько угодно.

— Согласен, Люцифер сможет нас наделить всеми мирскими благами, но он не в силах дать нам жизни вечной! — настаивал Паоло.

— А вот с этим позволь не согласиться, — решительно возразил Зигфрид. — Уж кто и сможет дать вам вечную жизнь, то это лишь он.

— Чем докажешь? — азартно воскликнул Доминико.

— Подойди ко мне, сынок… Они отошли в сторонку, и Зигфрид сказал:

— Об этом нельзя было говорить при всех, но пришла пора сделать истинный выбор.

— Разве мы его не сделали? — тихо спросил Доминико.

— Это всего лишь слова, от которых всегда можно отказаться. По возвращении к людям бросайся в первую же часовню и там валяйся в ногах у попа, вымаливая себе прощение, предав друзей.

— Мы готовы скрепить кровью наш договор… — неуверенно протянул Доминико.

— Ты несколько превратно толкуешь слово «договор». На самом деле в нем всего лишь один-единственный пункт: отныне вы дети и рабы Сатаны и обязаны творить зло и бесчинства, а он в обмен обещает наделить вас невиданной силой, неуязвимостью от оружия и болезней и вечной жизнью в этом мире.

— Неуязвимость от меча и стрелы? — изумленно прошептал Доминико.

— В том числе от огня и воды, — добавил Зигфрид. — Вечная жизнь?!..

— По меньшей мере несколько тысячелетий. Мой учитель прожил пять тысяч лет, он видел строительство пирамид и рассказал Платону о своей родине, Атлантиде. А его учитель присутствовал при Великом потопе.

— Что… мы… я… должны сделать для этого?

— Дозволь мне испить твоей крови. А затем можешь отведать моей.

Перепуганный юноша отскочил от него на два шага и закричал:

— Ты! Проклятый вампир! Ты и меня хочешь сделать таким же? Я не дамся тебе, клянусь спасением души!

— Душу свою ты не спасешь, она уже отринута от лона Господа. Одна лишь твоя черная неблагодарность уже доказывает, что ты — воистину сатанинское отродье. Я, пожалуй, даже не буду тебя убивать, хотя мог бы это сделать, не сходя с места. Лучше продолжу свой путь и сообщу первому же разъезду христиан, как вы молились лукавому. После этого всех вас ждут костер и дыба.

— Ты предлагаешь мне стать ночным демоном, погубителем невинных людских душ? -молвил потрясенный юноша.

— Ну, скажем так, сохранить молодость, приобрести богатство и проводить жизнь в пирах да забавах, сменив лишь дневной образ жизни на ночной. Впрочем, я слышал, многие аристократы в Риме и Венеции ведут ночной образ жизни, напропалую веселятся на маскарадах, а днем отсыпаются.

— Ты — поистине искуситель! Но моя возлюбленная Франческа! Что станется с нею?

— Я же не заставляю тебя убивать ее. Вы вполне сможете жить вместе, она станет плодить тебе детей и постепенно превратится в старуху. Ты же останешься навеки молодым. Решайся!

— Я решил, — сказал Доминико после недолгого раздумья.

— Подойди ко мне, брат мой, и поцелуй меня…

Инспектор Франсис Райманис из комиссии по расследованию убийств города Лиелана был невысоким седым мужчиной в годах. Довольно проворный, немногословный, он постоянно курил сигареты в янтарном мундштуке. Он обладал непререкаемым авторитетом, и все сотрудники беспрекословно повиновались ему, как генеральный штаб — Наполеону.