Наталья Болдырева: У обелиска (сборник)

– Течь тебе кровью, – повторила женщина. Если издали глядеть – согбенная старуха, седые нечесаные космы свисают неопрятными сосульками, щеки ввалились, нос торчит, как у покойника. Лицо продолговатое, некрасивое, как говорится, ночью приснится – спать не сможешь. Она поворотилась к днепровскому простору, вытянула руки, раскрыв ладони вечереющему небу.

И сама она, в нелепом белом одеянии, была сейчас как на ладони. Наблюдатель с той стороны реки заметил бы ее тотчас, резко выделявшуюся на стремительно темнеющем фоне.

– Течь тебе кровью, – в третий раз бросила заклинающая. И уронила руки.

От ее ног к противоположному берегу воду прочертила стремительная линия, словно от невидимой лески. Пробежала и исчезла, скрылась без следа, только тяжкий вздох пронесся над холодными днепровскими заводями.

Метрах в двадцати за спиной женщины тесным кругом стояло полдюжины военных – пятеро в простой, даже замызганной, полевой форме без погон, на плечи наброшены бесформенные, видавшие виды ватники; местами грубо заштопанные, местами – прожженные. На головах выгоревшие чуть не добела пилотки, не слишком подходящие по погоде. Ни наград, ни нашивок – ничего. Так мог одеться разве что какой-нибудь нестроевой обозник.

Шестой же, надменного вида высокий старик, с худым и хищным лицом и кустистыми бровями над столь же впалыми, как и у заклинательницы, щеками, напротив, облачен был в генеральскую форму, с лампасами; грудь его украшал полный иконостас орденских планок. На мягкие сапоги старый генерал надел нелепо и странно выглядящие галоши. Вид он имел брюзгливый и недовольный. На хрящеватом носу устроились круг-лые очки; генерал, впрочем, частенько их снимал, вглядывался вдаль, не щурясь, так что могло показаться, что очки эти ему нужны совсем по другим причинам.

Заклинательница медленно повернулась, словно слепая, двинулась прямо к военным. Пятеро в замызганных ватниках переглянулись, но генерал – генерал-полковник, если судить по звездам, – не пошевелился, и его свита не рискнула даже переступить с ноги на ногу.

Женщина шагала, словно сомнамбула, мокрый подол ее балахона волочился по жухлой осенней траве. Под запавшими глазами легли глубокие синюшные тени, губы побелели, в лице не осталось ни кровинки.

Никого вокруг она словно и не замечала.

Генерал-полковника и его свиту она миновала, даже не покосившись в их сторону, продолжая идти по прямой.

И только когда она удалилась от них шагов на тридцать, старый военный резко кивнул. Один из его спутников ответил столь же коротким и молчаливым кивком, вскинул правую руку и быстро опустил, явно подавая какой-то сигнал. Из кустов вдалеке выскочили три фигурки, бросились к бредущей женщине, накинули ей одеяло на плечи.

Заклинательница остановилась.

– Чай для нее не забудьте, Игорь Петрович, голубчик, – скрипуче сказал генерал. Тон его казался вполне мирным и чуть ли не дружелюбным, но проворство, с каким один из свитских кинулся к женщине и окружившим ее солдатам, говорило, что слова генерал-полковника следовало принимать к совершеннейшему исполнению и притом немедленно.

– Вольно, господа-товарищи. – Генерал окинул взглядом оставшуюся с ним четверку. Обращение его не имело с уставным или хотя бы принято-армейским ничего общего. – Высказывайтесь. Начнем с вас, Семен Константинович, как самого младшего…

Коренастый военный средних лет, с красноватым полным лицом – таких на фронте обычно за глаза зовут «кладовщиками» вне зависимости от звания и должности – поспешно вытянулся, несмотря на отданную только что команду «вольно».

– Товарищ генерал-полковник…

– Отставить, – сварливо сказал тот. – Здесь все свои, Семен Константинович, сударь мой.

– Виноват, ваше высокопревосходительство, Иннокентий Януарьевич. Я, признаться, впечатлен. Однако предсказать результаты едва ли удастся так просто. Воздействие, несомненно, труднокатегоризируемое. Я пытался на ходу сделать разложение – по Маркину, по Самсонову и…

– И по мне, – деловито, без эмоций закончил старик в советской генеральской форме, но требовавший, чтобы среди «своих» к нему обращались «ваше высокопревосходительство».

– Так точно-с, господин генерал-полковник. И по вам.

– Разумеется, ничего не получилось, – сухо обронил Иннокентий Януарьевич.

– Виноват, ваше высокопревосходительство!

– Оставьте, голубчик. – Старик вяло отмахнулся. – Я тоже раскладывал. И тоже ничего не получилось. Тут, боюсь, интегрировать надо, без предварительного разложения… Что сказать хотите, Михаил Станиславович?