Игорь Резун - Мечи свою молнию даже в смерть

А еще через час полковник Заратустров, склоняясь над картой, распечатанной по его требованию, по-старинке – на бумаге, сжимая зубами потухшую сигару, чертил красным и синим маркером по листам. Рукава белой сорочки закатаны, коричневые локти морщинисты. Раз! Отчеркнул квадрат.

– Это все, что они сканировали?

– Да, товарищ полковник.

– Ерунда, – пробурчал он. – Это бывшая хата «белых братьев», тут все умерло давно… Так. Это тоже знакомое место. Нет, не катит. Здесь? Здесь было в прошлом году…

– Черная месса, товарищ полковник, – подсказала стоявшая за его спиной Альмах.

– Тоже мимо кассы. Так! Вот… Смотрите! Это территория завода «Труд». Он акционирован, масса бесхозных клетушек. Думаю, что нам надо прошарить все канализационные люки. Понятно? Так, Астафьев, немедленно свяжитесь с ИЦ, мне нужны чертежи подземных коммуникаций завода. И группу обследования туда отправьте. Немедленно!

Он остановился. Бросил маркеры. Разжег сигару. А потом добавил серьезно:

– Если с Лескова, то им удобно было спрятать все это именно там.

Результат выдали через полтора часа. Неприметная дежурная машина Горводоканала, обыкновенный «зилок» с фургоном, стояла у одного из канализационных колодцев на территории замерших цехов завода «Труд», одного из старейших в Новосибирске, по ветхости частично проданного под склады. У шахты копались ремонтники в грязных одеждах, а в самом фургоне полковник Заратустров в своем непрезентабельном костюме все так же жевал сигару. В кунге, вытянувшись перед ним в струну, плотный розовощекий старлей Астафьев докладывал:

– Товарищ полковник, обнаружены останки в сильной степени мумификации. По сохранившимся фрагментам кожи на пальцах кистей установлено, что останки принадлежат Веронике Игоревне Хмельновой, восемьдесят девятого года рождения, ранее не судимой, по учету ИЦ Спецуправления не проходившей, объект ординарный. Несмотря на мумификацию, экспресс-анализ эгрегора установил: убита от трех до пяти дней назад. Наши сотрудники провели беседы с соседями по месту проживания объекта, по улице Лескова, сорок четыре. Выяснилось, что означенная Хмельнова В. И. проживала в квартире семьдесят девятой данного дома с напарницей, личность которой не установлена. Подробности выясняем.

Полковник поморщился и тяжело поглядел в мутное окошко. Еще раз поморщился, будто от зубной боли, выплюнул сигару и обронил:

– Так… все ясно. Значит, забирайте все останки и начинайте выяснять контакты этой Вероники. Вы сказали, что она была связана с психологическими семинарами… У кого, когда, где? Полностью! До последней случайной встречи… Задание понятно?

– Так точно!

– Выполняйте.

Астафьев, одетый в нечистый мешковатый костюм обычного российского сантехника, вывалился из дверей. А Заратустров, сжимая в пальцах тельце сигары, привалился лбом к холодному стеклу и закрыл глаза.

На заводе уныло прозвучала какая-то тревожная сирена.

Господи, сколько работы еще… И как с ней справиться? Он очень хотел ошибиться, предполагая, что смерть девицы, занимавшейся в группе психотренинга, напрямую связана с ее проживанием вместе с таинственной подругой в самой непосредственной близости от квартиры объекта «Невеста».

Никто тут не ошибался. Никто. Еще не рассказал Свирко следователю Пилатику про психа с Лескова. Еще не окропила драный линолеум кровь бомжей, привезенных сюда в мешках. Все случилось ПОСЛЕ переполоха во дворе и нападения обезумевшего старика на врачей…

А между тем в городе пролился дождь. Последний летний – теплый.

…Оно шаркнуло, когда Вера укладывала свой любимый желтый топик на самый верх сумки, уже пучившей свой синий живот от разнообразного тряпичного мяса. Шаркнуло прямо за спиной – тихонько, но Вера сразу же поняла, что это за звук. Когда задевают старую половицу в коридоре, она отчаянно скрипит или стреляет вот так – сухо. Девушка не обернулась, только застыла, ощущая полоской голой спины между джинсами и краем белой ветровки этот холодящий, пощипывающий взгляд черных глаз.

– Ты куда это собираешься?

Вера медленно обернулась. Ольга стояла в коридоре кухни, опершись плечом в кимоно об косяк. Гладкая головка, как обычно, утыкана деревянными спицами. На улице люди оборачивались при виде этой диковинной гламурной японочки, каким-то чертом занесенной в столицу Сибири. Но она лишь невозмутимо семенила своими крохотными ножками, белыми голыми ступнями во вьетнамках, когда шла в Центр Иероглифики на занятия, в своем кимоно розово-желтой пестроты и с этими дурацкими палками в голове. А когда она вышагивала в дырявых джинсах и босая, шаркая пятками по асфальтовой копоти, или же громко стучала каблуками модных туфель, так никто и не смотрел. Девка как девка. Маленькая, черненькая, хитроглазая. Может, ее и не Ольга совсем зовут? Да, она сама говорила, что любит путать имена, дурачиться; примерять на себя разные личины… Иногда как-то еще себя называла – на «о»…