Шлифовальщик - Безальтернативная история

Государство на десталинизацию денег не жалело. Можно было бы ограничиться самой дешёвой меморной экскурсией первого типа — в «режиме бога». Это когда просто наблюдаешь выбранную эпоху, как по трёхмерному телевизору, и прошляки тебя не замечают. Шляешься везде, хоть сквозь стены. Глупый, кстати, термин, перекочевавший из компьютерных игр — что это за бог такой, который только наблюдает, а ничего изменить не может!

Но десталинизация — штука серьёзная, поэтому мемтуристов погружают в мемориум по второму типу — полное присутствие. Выдумывается легенда, загружается псевдопамять, моделируются внешность, документы и одежда, подгоняются жилплощадь и место работы, настраивается судьба — и готов новый гражданин страны Советов. В данном случае — инженер-сталевар горно-обогатительного имени Декрета о мире товарищ Твердынин.

Вначале Антон Иванович страшно нервничал по поводу варки стали на комбинате: предприятие такого типа по определению не должно этим заниматься. И должности такой дурацкой не бывает. Но потом инженер смирился, вспомнив о невысоком уровне образования у современных меминженеров. Он перестал раздражаться, глядя на хвостохранилище, битком набитое отрубленными коровьими хвостами: просто недоучка-меминженер, не знал, что в горном деле хвостами называют отходы от обогащения полезных ископаемых. Каждый раз, проезжая по карьерной дороге, посыпанной подёргивающимися хвостами животных, Антон Иванович вспоминал, что у мемористов это называется буквальницей — когда переносный смысл в мемориуме моделируется как прямой. Поэтому он не удивлялся, встретив на заводе кулачковый механизм с человеческими кулаками, планетарный редуктор с крохотными планетами, вращающимися вокруг звёздочки или шпиндельную бабку, с ворчанием удерживающую заготовки на станке.

От грустных размышлений Антона Ивановича отвлёк сосед по коммуналке, хронически нетрезвый слесарь Пеньков, который забрёл на кухню в поисках огонька. Твердынин неохотно дал ему прикурить, чуть сморщившись от букета разнообразных ароматов, исходящих от пролетария.

— Ты чего морду воротишь, интеллигентик? — с показным недовольством спросил слесарь, обрадованный возможностью привязаться к инженеру.

— Я не ворочу, — мягко возразил Твердынин, стараясь показать уважение к гегемону.

— Воротишь, падла! — ощерился Пеньков, дыхнув на инженера застарелым перегаром. — Брезгуешь потомственным пролетарием, интеллигентик? Зря с тобой товарищ Марфуткина нянькается, с вражиной. Я бы уже давно сообщил куда следует.

— За что? — равнодушно спросил Антон Иванович.

Слесарь глубоко затянулся, выпустил струю дыма в лицо Твердынину и высказался:

— Фамилия у тебя не нашинская, не пролетарская. Из графьёв поди, интеллигентик?

Инженер ещё не привык к псевдопамяти: псевдособытия путались с реальными. Он напрягся, в голове возникли обрывочные картинки из прошлой псевдожизни: реальное училище, гувернёр француз, уроки танцев и хороших манер… Наверное, в псевдопрошлом Твердынин был всё-таки «из графьёв». Инженер обозлился на меминженеров, что ему подобрали такую рискованную псевдобиографию.

— Нет, я тоже пролетарий! — возразил Антон Иванович, стараясь говорить без дрожи в голосе.

Но недоверчивый слесарь расхохотался:

— Как же! Какой ты пролетарий, падла! Через слово «пожалуйста», «простите-мерсите»!.. Ни одного матюга от тебя за всё время не слышал. Не наш ты, вражина! Не примазывайся!

Пеньков рванул на груди фуфайку, обнажив татуированную грудь, и заблажил:

— Я на таких интеллигентиков, как ты, с детства горбатюсь! Пока вы, вражины, по заграницам французили, я на кусок сохлого хлеба не мог заработать! Но ничего!.. Кончилась ваша власть, падлы!..

Твердынин устал от выпадов рассерженного слесаря. Он залил окурок из-под крана, выбросил в мусорное ведро и собрался уйти.

— А говоришь, не из графьёв, падла! — обрадовался Пеньков, заметив манипуляции инженера. — Пролетарий окурок бы растоптал и плюнул сверху, а не в ведро выкинул, как буржуй!

Неизвестно, что бы ответил Антон Иванович надоедливому соседу, но в кухню неожиданно вошла товарищ Марфуткина. За ней следовали два человека в милицейской форме, трое — в кожаных куртках с наганами в руках и один — в гражданском плаще с портфелем.

— Гражданин Твердынин? — обратился к слесарю гражданский.

— Не я! — испугался Пеньков. — Вот он, падла, стоит! У, вражина, допрыгался!..