Надо пробежаться по дому, закрыть все, что можно, собрать тент и шезлонги около бассейна. Возможен шквал.
Из-за облачной вершины, напоминающей верхушку крайслеровского небоскреба, в синеву неба неторопливо вскарабкалась белая звездочка.
Джинни удивленно следила за ее движением. Самолет? Не похоже. Джинни встала и подошла к окну, оставив собеседников разбираться между собой.
Звездочка, забираясь все выше, постепенно замедляла движение. Оказывается, она была не одна. Вслед за ней из-за облака вылезла вторая, потом третья и четвертая. Они двигались друг за дружкой, как взявшиеся за руки в хороводе. Первая, еле-еле добравшись до только ей известной точки на небосклоне, повисела там, словно раздумывая, и так же неторопливо двинулась вниз. За ней потянулись и ее товарки, которых набралось уже больше десятка.
Жаль, что дети в школе. Очень интересное зрелище.
И как только Джинни вспомнила о детях, ее одолел приступ смертной тоски. Не в силах пошевелиться, наблюдала она, как приближается орбитальный цуг с включенными на полную мощность двигателями пикирования, о котором так часто рассказывал Крис.
…Приняв доклад о начале русской атаки, Филлип устало и равнодушно приказал приступить к совместным действиям. И я сразу понял роль, отведенную мне Саваофом в этот, последний раз. Санкция на ядерный удар дается совместными действиями четверых. Один из них ее уже дал: Боевой Интеллект залил желто-оранжевый контур алой подсветкой. На своем коллиматоре я видел мелькание инструкций режима встречного удара, и неумолимо сокращалась пульсирующая желтая полоса – время, оставшееся до первого взрыва над нашими головами. Зажглась белая «двойка»: второй номер, полковник Донован, также дал свою санкцию. Задержавшись на мгновение, слева от нее появилась «единица». Отработал Филлип.
Вот он, момент истины! Тот самый, о котором много лет и много жизней назад небрежно процедил мне Виталий из темноты «сааба». Тот самый, отменить который так хотел Саваоф, уже впавший, наверное, в кому. Тот, ради которого я столько раз умирал и воскресал вновь, жил чужими жизнями, испытывал чужие страсти, любил чужой любовью, и все это было моим! Это я, чьи мертвые тела разбросаны по всей Вселенной, я, не имевший права, возможно, и на одну жизнь, а проживший множество, я, равнодушный наблюдатель и прямой соучастник, я, спаситель и виновник, я решал сейчас, жить дальше этой Вселенной, или умереть навсегда, мгновенно и безболезненно, не оставив по себе ничего, кроме Ничего.
Мой носитель О’Рейли уже начал произносить заветную мысленную формулу, известную только ему, да мне. Через секунду он ее закончит – и на коллиматоре появится белая «тройка», и сквозь водную толщу инфразвук донесет до приемо-передающих комплексов боевой приказ, и мощные радиоимпульсы, способные пробить любые помеховые поля, вознесутся к орбитам вечно готовых к работе спутников, и падут от них вниз, на приемные антенны орбитальных цугов. И длинные белые факелы мощных двигателей переведут боеголовки в вертикальное пике.
И Земля погибнет.
Или на сцену выступлю я, русский богатырь Илья, и схвачусь с О’Рейли в неравной борьбе на его поле, и не дам ему договорить заветную формулу. Продержаться-то нужно всего две минуты. Потом будет удар, и вечное забытье. Исчезнет Америка. Замерзнут тропики. Потоп зальет пол-Европы, а мороз скует ее вечным льдом. Все территории, близкие к водным пространствам, очистят от гомо сапиенс невиданные ураганы. Но в центре огромного материка, называемого Евразией, изменения климата не выйдут за пределы допустимых для жизни человека. Там живем мы, русские, интеллектуальный резерв человечества.
И Земля выживет.
Пройдут сотни лет. На планете вырастут новые поколения людей, приспособленные к суровым условиям жизни, обладающие знаниями всей предыдущей цивилизации, но, в отличие от нее, гораздо более ответственные за себя и свою планету.
И вместе с Землей выживет Вселенная.
Я спокойно выслушал, как О’Рейли додумал санкционирующую формулу. Высветилась белая «тройка». Запульсировал красный круг. «О’кей, хорошая работа, парни!» – сказал Филлип. Люди прекратили суету, молча наблюдая приход Армагеддона. Только офицеры группы контроля наперебой докладывали ситуацию. Пульсирующая желтая полоса на коллиматоре стала совсем короткой.
…Я и Крис О’Рейли, един в двух лицах, двое в одном, все еще были живы. Сидя на высоком стуле в баре на галерее верхнего уровня Главного зала, я смотрел одной на двоих парой глаз вниз, на круглое озеро черной воды, недвижно лежащее внизу. Одинокая лампа аварийного освещения тлела красным волоском в верхней точке сферического купола. За недели ненужной подземной жизни глаза привыкли к темноте, а иначе как бы я мог видеть эти искореженные обломки кинематика, нелепо торчащие посреди озера, и запутавшиеся в них грязные тряпки, бывшие когда-то гордой униформой Золотого экипажа.
Читать дальше