Дмитрий Манасыпов - Метро 2035 - Злой пес

Дядюшка Тойво стал сильнее, стал лучше слышать и чуять. А странные наросты по бокам почти не беспокоили, хотя… Хотя иногда ему даже казалось, что внутри стучат два сердца, перебивая друг друга. Но к докторам на Театральную или Клиническую не ходил. Даже рожать жене помогала старуха-рабыня Хузямал, выкупленная на торжище Поляны. Татарка, задержавшаяся на свете куда больше положенного, зло смотрела на него двумя зрачками подслеповатого правого глаза и прикрывала левый, затянутый кожаной блямбой. И помогала рожать его Марии, взятой с Алабинской за два «калашникова» и цинк с «семь-шестьдесят два». Сейчас Мария его даже полюбила… Наверное. А тогда – боялась.

Странно не бояться огромного, рыжего и плохо говорящего по-русски финна, застрявшего в Самаре из-за охотничьей выставки и конкурса по стрельбе, невозмутимо прирезавшего при ней двух наглецов, решивших на выходе со станции отобрать старую винтовку и добротную куртку-натовку. Тойво тогда просто снял с пояса пуукко и отправил их в Похъёлу. В настоящую страну смерти, холода и чертей, где обоим точно будет как дома.

Почему? Дядюшка Тойво давно понял для себя ответ на такой вопрос.

Город сам стал Похъёлой, наполнился хитростью, злобой, жестокостью и завистью. Дядюшка Тойво не переживал. Ему жилось хорошо. Рыжего Шведа постоянно искал какой-нибудь заказчик-подонок, желающий избавиться от другого такого же подонка. А Тойво?..

Глаз не подводил, винтовка тоже, патроны он экономил, а пуукко всегда можно наточить. Особенно, если задача хороша. За хорошую задачу хорошо платят. Дядюшка Тойво ждал особенного хищника… Пса. Хаунда.

В «Ни рыба ни мясо», так уж повелось, кормили гостей именно вторым и первым из названия. Хотя, как понял Хаунд, рыба появилась недавно. Как вскрылся тот самый Рубеж. А уж что это была за штука… Никто так толком объяснить и не мог. Или не хотел, да и хрен с ним.

По обыкновению гладко выбритый и чисто-красиво одетый Лукьян красовался сегодня в голубой рубашке под теплым темным жилетом, синих брюках и хорошо пошитых сапогах. Не начищенная кожа, а чистый хром, прыщи разглядывать можно. Дорогого, в полной мере этого слова, гостя встретил сам, лично и почти на входе. Или на выходе… Это как посмотреть.

– Здравствуй, Хаунд.

– Гутен таг… – Хаунд протянул ему мешок. – В коллекцию.

Лукьян с интересом сунулся породистым носом внутрь, довольно кивнул и позволил себе полуулыбку. По настоящему улыбающимся хозяина кабака никто и никогда не видел. Характер такой.

– Спасибо. Как обычно или погулять душа просит? У нас сегодня…

– Красивые голые фрёйляйн, слышал. Даже заплатить пришлось… – Хаунд огляделся, привычно скалясь в ухмылке.

Фирменный оскал всегда вовремя ставил на место подвыпивших местных и заезжих-забредших гостей, порой, по каким-то странным причинам, не слышавших о нем. Хотя иногда, под грустное настроение, Хаунд с самого порога напускал на себя пришибленный вид, такой правильный для мутанта, оказавшегося среди нормальных людей. А чуть позже поднимал настроение, выколачивая дурь и дерьмо из подвернувшейся тупой башки, купившейся на такое.

– Да, не ошибся. Тебе в углу подальше?

Хаунд кивнул. Ну, что тут у нас?

Косятся. Почти все рожи хоть и знакомые, но снова косятся. Упыри, шайссе. Коситесь, хер с вами. Один черт, если и полезете, только поможете снять напряжение. Очень уж хотелось выпустить пар одновременно с чьими-нибудь кишками, склизко и вонюче падающими из вскрытого брюха.

Нет ничего лучше, чем прижучить попавшего под руку поганца, если на душе вдруг грустно и черная меланхолия бродит в лихой крови. Порой не просто хотелось ломать лица и пускать кровь, а хотелось этого совершенно неимоверно. Что поделать, видать, гены сказывались. А они, гены-то, у него прямо на морде отпечатались всеми своими ломаными ячейками и нескрываемой агрессивностью. Так чего пытаться усмирять свое «я», если всегда найдутся желающие испытать?

Люди порой мнят о себе куда больше, чем есть на самом деле. Половина сталкеров подземки, мнящих из себя сраных странствующих рыцарей, на деле – самые обычные двуличные мрази. За наживу готовы продать кого угодно, и ни хрена не фигурально. Война всей этой толпе сделала просто царский подарок. Вернула возможность не таскать личины цивилизованных и культурных.

Йа, так и есть. Каждая вторая падла, сидящая в палатке, насквозь пропахшей мясом, жиром, спиртом и самогоном, только рада наступить на горло слабому. Хаунд жутко любил весну. Например, за хреновы подснежники, так охотно рассказывающие всю правду о людишках в ОЗК и противогазах, выставляющих себя благородными охотниками за сокровищами ради общего блага.