Татьяна Зубачева - Аналогичный мир. Том первый. На руинах Империи

Эркин вздохнул и осторожно, чтобы зря не потревожить Женю, свёл и распустил мышцы. Хорош. Сейчас он передвинет Женю на себя и сможет встать, взяв её на руки одним движением. Вроде она крепко спит. Ну, пошёл…

…Женя проснулась от солнца, бившего ей в глаза. Она завозилась, пряча лицо, и открыла глаза. И ничего не смогла понять. Она на своей кровати, без рубашки. Завёрнута в одеяло так, что и не выбраться. Комната залита солнцем. Одетая умытая Алиса стоит у её изголовья, сжимая в руках новую куклу. А Эркин… тишина в квартире указывала на его отсутствие.

– Ты проснулась? – спросила Алиса.

– Да, – ответила Женя. – А где Эркин?

– Он на работу ушёл, – Алиса повертела куклу и задумчиво спросила. – Ты болеешь?

– Нет, – Жене, наконец, удалось выпутаться из обёрнутого вокруг неё рулоном одеяла. – Я здорова.

– А чего тогда Эрик сказал, чтоб я к тебе не приставала?

– Не чего, а почему, – привычно поправила Женя. – Потому что он хотел, чтоб я выспалась. Сегодня выходной.

– А почему он тогда сказал, что на работу?

– Потому что у него работа в выходные дни.

Женя прямо на голое тело накинула халатик и с наслаждением потянулась. Тело ломило, но не от усталости. Наоборот, хотелось двигаться, что-то делать. И очень хотелось есть.

– Я проснулась, а ты спишь, – рассказывала Алиса. – Я пошла на кухню, а Эрик чай пил. С хлебом. Он сказал, что ты должна спать. И дал мне чаю. И сказал, чтобы я сама всё сделала.

Женя бегала по квартире в суматохе утренних дел, а Алиса бегала за ней, рассказывая на ходу, как они с Эриком всё делали и не разбудили её.

Управившись с утренними делами, Женя подошла к кладовке. Уходя, Эркин накинул крючок, и она уже давно, хлопоча на кухне, пробегая в комнату, косилась на белую дверь с тонкой короткой чёрточкой крючка. И сейчас решилась. Сняла крючок и потянула дверь. Конечно, Эркин всё убрал. Его постель свёрнута и запрятана под стеллаж. Все его вещи аккуратно лежат на своих местах. Но что-то изменилось. Что? Женя стояла в дверях и не могла понять. Она шагнула внутрь, и дверь плавно закрылась за ней. Её охватила ночная темнота, и тогда она ощутила лёгкий запах. Живой, чуть пряный запах человеческого тела, запах Эркина. Он почти не заметен, видимо, он проветривал с утра кладовку, и нужно очень стараться, чтобы ощутить его, но она старалась. Женя негромко рассмеялась в темноту. Ёжик, ёжик колючий. И как оказалось всё просто и объяснимо. А она уже накрутила, навыдумывала… Всё ещё смеясь, Женя повернулась и вышла. И уже выходя, заметила свою ночнушку. Она лежала скомканная на верхней полке, и, если бы не свесился кусок подола, так бы и осталась. Значит, Эркин как ночью забросил её туда, так и забыл. Женя сдёрнула рубашку и вышла из кладовки, накинула крючок.

На свету осмотрела ночнушку. От ворота почти до пупа разрыв. Ситец, конечно, старенький, но разрыв почти не лохматится, значит, одним рывком. А она и не ощутила его. Однако и силища у Эркина всё-таки…

Женя села зашивать ночнушку. Алиса вертелась рядом и радостно болтала. Женя отвечала ей и шила. Она шила короткими нитками и часто наклонялась, откусывая нитку. И каждый раз вдыхала запах рук Эркина, оставшийся, как ей казалось, на ткани.

Эркин вернулся в сумерках. Женя увидела его в кухонное окно и подвинула на огонь кашу. Но он медлил, и она вышла на площадку, откуда видна калитка, узнать, что его задержало. Он стоял и разговаривал с седой благообразной дамой из дальнего дома, которую все так и называли Старой Дамой. Вернее, она что-то говорила, а Эркин слушал и время от времени почтительно кивал. Наконец она величественным, но не обидным жестом отпустила его и ушла. Эркин поднял голову, увидел Женю, улыбнулся и пошёл к двери.

Он и в кухню вошёл, улыбаясь. И Женя улыбнулась ему в ответ. Он прошёл в кладовку и там разулся, вышел в кухню уже босиком. Женя ждала, что он подойдёт к ней, обнимет, поцелует, ну как положено, а Эркин сразу занялся топкой. Но тут он искоса, снизу вверх быстро взглянул на неё, и прежняя улыбка мгновенно блеснула и тут же спряталась. И вот он уже занят только огнём, сосредоточенно поправляя поленья. И Женя засмеялась и сказала совсем не то, что готовила.

– Уже жарко совсем. Тебе, наверное, тяжело в сапогах.

Он ответил, не оборачиваясь.

– Я смотрел, когда штаны искал. Обувь очень дорогая. И только на деньги.

Женя кивнула.

– Надо посчитать. Я пойду шторы опущу, темно уже, а ты мойся. Сейчас ужинать будем, – и от двери добавила. – Сегодня не отвертишься.