Алина Воронина - Лукавый Шаолинь

– Спаси меня…

– Почему ты не вышла к проходной?

– Не хочу видеть их лица.

– А если патруль…

– Будут стрелять на поражение. Тебе страшно?

– Наверное, нет.

Я дотрагиваюсь до стены и режу руку. Не для того, чтобы шокировать или напугать еще больше, просто хочу от него действия:

– У нас есть еще минут пятнадцать до завершения обхода. Но если ты не поможешь, то я начну кричать. Поверь, КПП рядом, прибегут быстро. Не застрелят, не бойся. Просто под белы рученьки и в ФСБ, а там тебе припишут попытку незаконного проникновения на территорию засекречнного объекта.

Ёрш меняется в лице:

– Сучка…

– Помоги мне отсюда выбраться.

– Ты не в тюрьме. И можешь свободно уехать, – пожимает плечами сталкер.

– Если б могла, ни минуты здесь не осталась и забыла бы все, как страшный сон. Но как? Убить Френда? Я всегда была пацифисткой.

Мой собеседник смотрит насмешливо и грустно:

– Ты так и не поняла, так и не поняла, что главная тюрьма – у тебя в душе.

Я уже слышу шаги патруля.

– Помоги мне!

– Ты – сама себе тюремщик. Сломай эту стену.

– Нас сейчас убьют!

Расцарапывая руки в кровь, Ёрш передает мне записку сквозь стену.

– Вали отсюда! Бегом! Они близко.

Но он все-таки пытается пожать мне руку.

Я бегу, пока силы не заканчиваются. Вот уже жилые дома, магазины, клубы, больницы. Моя персональная тюрьма площадью в сто пятьдесят квадратных километров.

Я падаю в снег и, захлебываясь смехом, читаю записку.

Солнце выходит из-за туч. Снег перестает идти. Поезд ушел к своей судьбе. И даже дышать уже легче, ведь наступает весна. Я делаю выбор.

В то утро я почти ничего не ела. Отжимания. Растяжка. Комплексы боевых движений. Нунчаки. Шест. Нож. И еще раз растяжка. До сумасшествия, до сладкого наслаждения болью. Вернее, боль от этих упражнений осталась только в воспоминаниях. Сейчас я не ощущала ничего. Шпагат давно стал моей привычной позицией. И наконец – меч. Надо еще раз подержать его в руках. Последний, перед боем. Меня отвлек телефонный звонок:

– Занимаешься? – с усмешкой спросил знакомый голос. Тренер Никита. – Наверное, повторила все, но меч оставила напоследок.

– Как ты угадал?

– Во шинь, я слишком хорошо тебя знаю!

– Я уже не во шинь. Давно не во шинь.

– Хорошо… Об одном прошу тебя, не тренируйся с мечом. Пусть перед боем у тебя будет нечто… Некая недоговоренность. Сюрприз для меня. Догадываюсь, что ты ничего не ела!

– Ты прав.

– Сегодня красное и только красное. Можно немного жареного мяса. В идеале – бифштекс с кровью. Перед боем забудь о вегетарианстве и воздержании.

– Скажи честно, какие прогнозы у Васильича насчет меня?

– Прости… Но он не верит, что ты сможешь показать что-то особенное.

– А ты, ты веришь?

– Я же тебя тренирую, а без надежды на лучшее это невозможно. Ты шкатулка с двойным дном. Покажи его сегодня, Эля. Стань собой хотя бы на время фестиваля.

– Обещаю, что сделаю все и даже больше!

Я положила трубку. После аккуратно погладила парадную форму нашего клуба – черные штаны и кимоно с вышитым красным замком – Шаолинем. Почтительно поцеловала пояс – зеленую змею, которая сегодня туго обовьет мою талию. И пошла на кухню – готовить мясо. Я ведь всегда и во всем слушалась учителя. Самый крутой боец… Самая искренняя искательница Шаолиня…

Говорят, перед боем люди думают о прошлом. У меня так и было. Я вспомнила всех тех, кто сделал мне больно. Худощавого мужчину в славянской рубашке, широкоплечего парня с серыми глазами и призрак с мешком на голове. Сегодня я стану лучшей ради вас! Ради того, чтобы моя жажда мести была удовлетворена, хоть и биться буду с другими. Ради того, чтобы уехать в Китай и Вьетнам обновленной. Ради своего Шаолиня! Впрочем, после того, как я уничтожила целый город, этот экзамен казался мне мышиной возней.

А потом меня жестко рвало мясом, от которого я успела отвыкнуть. И я ела его снова, хотя очень хотелось плакать. Но воины не плачут. Плачут только во шинь. Затем надела форму, туго завязала пояс, так что стало тяжело дышать. Я взяла все оружие, какое имела, и пошла, чтобы вступить в бой с самой собой. С во шинь.

Я всегда знала, что совершу нечто значительное в своей жизни. И поняла это еще в детстве, перед своим восьмым днем рождения. Мои бесшабашные родители благополучно забыли про него, и я стояла у окна, одинокая и грустная. Падал снег. Только бабушка позвонила и поздравила, пообещав прислать подарок. Вот тогда, глядя на снег, я точно решила, что меня ждет особенная судьба. И подвиг, за который родители меня полюбят… Пусть даже посмертно.