Габриэль Зевин - Век любви и шоколада (ЛП)

— Что ты знаешь о заказе убийства Нетти, Лео и меня? — перешла я к делу.

— Я настолько же в неведении, сколь и ты. Когда я узнал о причастности Софии, нападения уже произошли. Она вынудила меня бежать, иначе Семья убила бы меня. Она убедила меня, что ты всеизвестная любимица Баланчиных и что Семья примет твою сторону, с радостью перерубит ниточку, кою я из себя представляю. Она настаивала, что все повесят организацию заговора на меня, ведь я хотел избавиться от отпрысков Леонида Баланчина. Поэтому я и уехал вслед за ней. Быть может это и глупо, но времени подумать над этим не было, да и она все же моя жена. Но меньше чем через месяц один мой добрый друг рассказал мне, что ты позволила Толстому Медовухе возглавить Семью, и тогда же я узнал о лжи Софии.

— Кто еще причастен?

— Юджи Оно, несомненно. — Микки закашлялся так сильно, что я заволновалась, как бы он не поперхнулся. Мне померещились капли крови на полотенце, которое я ему подавала. — Они были любовниками, знаешь ли.

Ходили слухи, но все, что я знала наверняка, так это то, что они были одноклассниками.

— Кто-нибудь еще?

— Все. Больше я не знаю. Ничего важного.

— Саймон Грин?

— Юрист?

Незаконнорожденный сын моего отца, хотелось мне сказать.

— Много юристов. Саймон далеко не самый худший. — Он кашлянул еще раз, на сей раз это прозвучало, как будто его легкие забиты шариками.

— Что с тобой? — спросила я.

— Думаю, за границей что-то подцепил.

— Заразное? — вступил в беседу Джонс. Начальник охраны редко чувствовал потребность вставлять комментарии.

— Не знаю.

Джонс отодвинулся от Микки так далеко, насколько позволяло сиденье.

— Зачем тебе София? Если ее похитили, то туда ей и дорога. Дай ей исчезнуть.

— Я не закончил с ней дела. Мне необходимо с ней увидеться.

— Сказать, что бизнес есть бизнес?

— Если это не похищение, значит, она меня подставила. Она увела меня из Нью-Йорка, чтобы власть прибрал к рукам Толстый. Быть может, решила, что тебя скоро уберут. Я уже ничего не понимаю. — Несмотря на то, что дождь охладил летнюю ночь, Микки покрылся потом. — Она... — Он снова кашлянул, но на этот раз огромный сгусток кровавой мокроты плюхнулся на мой стол словно резиновый мячик.

— Микки, тебе плохо, — произнесла я, хоть это и было очевидно. — Принести попить?

Микки не отозвался. Глаза закатились, тело свело судорогой.

Джонс посмотрел на меня без каких-либо эмоций.

— Отвезти его в госпиталь, мисс Баланчина?

— Не вижу другого выбора. — Особой любви к кузену я не испытывала, но и чтобы он умер в моем кабинете тоже не хотелось.

***

Три дня спустя Микки Баланчин умер. Он прожил годом меньше, чем мой отец. Официальной причиной смерти оказался невероятно редкий штамм малярии, но причины эти довольно часто не имеют отношения к правде.

(Примечание: по многим причинам я подозреваю отравление.)

III

Я ПРИБЕГАЮ К ПОМОЩИ СТАРОГО ДРУГА; НЕ ОТКАЗЫВАЙТЕ В ЧАС СОМНЕНИЙ; ПОПЫТКА ОПРЕДЕЛИТЬ ЭРФИКС ТАНЦА; ПОЦЕЛУЙ ПРЕКРАСНОГО НЕЗНАКОМЦА

— Правило всех врачей – не навреди, — произнес доктор Парэм.— Ну, немного шоколада вреда не нанесет. Я подпишусь под каждым рецептом сколько тебе угодно. — Ему было шестьдесят два года и он терял зрение, поэтому за операцию он принял должность в «Темной комнате». У семерых других докторов, которых я наняла работать в моем клубе, тоже были свои причины — самой важной их которых и разделяемой всеми являлась нужда в финансах. Какао можно использовать для лечения всего, от усталости до головной боли, от тревожности до тусклой кожи. Впрочем, негласная политика нашего клуба предписывала выдавать рецепты всем желающим старше восемнадцати. За эту услугу мы платили врачам и ожидали от них примирения с совестью. Я сообщила доктору Парэму, что он принят.

— Это озадачит мир, в котором мы живем, мисс Баланчина. — Он покачал головой. — Я помню времена, когда шоколад стал вне закона...

— Сожалею, доктор Парэм. Я с великим интересом обсужу это в следующий раз. — Клуб открывается завтра и мне многое надо успеть. Я встала и пожала ему руку. — Пожалуйста, сообщите Норико размер одежды.

Я спустилась в недавно смонтированный бар и прошлась по девственно чистой кухне. Нигде в Манхэттене такой блестящей кухни я не видела. Похоже на рекламу из двадцать первого века. Люси, барменша, и Брита, шоколатье из Парижа, хмурились над кипящей кастрюлей.

— Аня, сними пробу, — попросила Люси.

Я облизнула ложку.