Я снова лежу и смотрю непроглядную в темноту. Что-то не так. Я чувствую, что сейчас что-то иначе. Почти каждую ночь я вот так просыпаюсь и всматриваюсь в темноту. Я её изучил на столько, что бы отчётливо понять, на этот раз темнота отличается. Я ещё не понимаю что меня встревожило, чем эта чернота отличается от всех, что были до неё но меня начинает душить страх и паника. Почти та, что вот только что я видел в своём то ли сне, то ли бреду.
Я захотел закричать, нестерпимо захотел закричать и наверное закричал бы, но в этот момент где-то надо мной с шипением на миг вспыхнул красно-жёлтый огонёк. Вспыхнул, что бы тут же погаснуть оставив после себя лишь красное пятнышко и врезавшиеся в память два угрюмых чёрных силуэта застывших над моей кроватью.
Один, тот, что чиркнул спичкой– дед. Странно, как я не почуял его перегар лишь теперь резко ударивший мне в ноздри. Второй, с упитанным щекастым лицом, круглых блеснувших очёчках и шляпе показался мне смутно знаком. Лицо его мелькнуло на мгновение, но я был уверен, что этого типа я раньше точно где-то видел. Но думать не получалось. Вспыхнул фонарик и ударил прямо в лицо ослепив меня. Кто-то, судя по пухлой руке тот, второй схватил меня за подбородок и грубо, бесцеремонно начал крутить мою голову их стороны в сторону явно рассматривая повнимательнее. Фонарик погас и после его яркого луча я погрузился в цветастое ничто. Топот ног, лязгнул ключ в замке. Сердце бьётся так, что кажется от этого грохота дрожат стёкла. Под окном послышались голоса. Там о чём-то спорят, что-то решают. Слов не разобрать, но напряжение чувствуется. Что это сейчас было? Кто и зачем приходил на меня смотреть? Может быть меня скоро выпустят? Или может быть…
Ещё очень, очень рано. Так рано я тут ни разу не просыпался. Сквозь грязное окно пробиваются лучи восходящего солнца и перекрашивают мою гробницу в бледно розовый цвет. Есть что-то странное в этих первых лучах, что-то необычное. И я понимаю что. Эти лучи– первые лучи пробившиеся сквозь это грязное окно за всё время моего тут заточения. Первое солнечное утро первого солнечного дня. Я лежу, впервые смотрю на розовые стены, на розовый потолок и так мне становится тоскливо, так выть хочется, что сил моих больше нет. Ведь оно дразнит меня. Оно, это солнечное утро издевается. Оно там, бодрое, весёлое, говорит мне: «давай, пойдём, ну что же ты не встаёшь, ах да, ты же прикован к этой постели, ты же ни когда больше не выйдешь оттуда.». Дрянь. Сволочь. Гадина. Слёзы катятся большими каплями. Я всхлипываю и начинаю рыдать. Впервые за всё время моего заключения.
***
Солнечное утро взбудоражило похоже не только меня. За окном урывисто и беспорядочно загудели моторы, забегали, засуетились, загалдели. По началу я не придал этому существенного значения, но быстро понял, что шум за окном сейчас сильно отличается от того, что было раньше. Если раньше я слышал монотонный, ритмичный, скучный шум, то сейчас это был настоящий гвалт, суета, можно даже подумать, что паника. Там явно что-то необычное происходит. Утерев уже начавшие высыхать слёзы я выглянул в окно. Действительно. Грузовики беспорядочно ёрзают туда сюда пытаясь выскочить в узкий проём ворот. В эти грузовики на ходу прыгают солдаты, которые вчера ещё строем месили грязь под этим окном. Кто-то орёт, кто-то мечется с чемоданами. Похоже все просто-напросто разбегаются. Крысы. Значит про меня просто забыли.
Из под моего окна как бобы посыпались какие-то люди в одетые кто в чём. Кто-то в ночные рубашки, кто-то лишь в подштанниках, кто-то в мундире гвардейца, кто-то просто в гражданском. Руки у всех связаны, но по тому, с какой скоростью они бегут мне сперва показалось, что эти смельчаки пытаются сбежать под шумок. Начал было радоваться за них, пока не увидел толкающих их конвоиров. Конвоиры штыками подгоняют пленных к кирпичному забору и даже не дождавшись пока те добегут до самой стены начинают стрелять. Стреляют в спину. Почти не целясь, спешат. Грохот и серый пороховой дым заволакивают небольшой двор больницы. Дым сносит ветер и теперь я вижу скорчившиеся тела. Ни кто не шевелится. Про них не забыли.
По коридору грохочут шаги. Быстро, ритмично. Сердце моё замирает. Про меня тоже не забыли. Все мысли о желании скорой смерти куда-то испарились, убежали, попрятались. Я теперь хочу слиться с этой тюрьмой, с этой койкой, с этим грязным окном, лишь бы меня не заметили. А может сражаться? Откроет дверь и я брошусь в атаку? Ведь так у меня хотя бы будет шанс. Ведь понятно же, что со мной вот так же как с ними, теми, чьи безжизненные теля лежат сейчас в луже под забором. Но я не хочу. Я понял, я боюсь этого.
Читать дальше