Владлен Лядский - Усилители смысла

Но для людей, которым вечно кто-то мешает, досталось слишком места под солнцем. Больше, чем рисковали переварить.

Наверно, это было время, когда волевым порывом можно было изменить жизнь к лучшему, направить человечество к звёздам или просто научить не кидать мусор мимо урны. Наверно. Но лет через несколько. Может, даже несколько десятилетий, когда сменится поколение, открытие станет данностью, и не будет давить на сознание.

А пока… пока много людей, сорванные со своих мест, не спешили вновь вкапывать свои обожженные корни где-то. Не все верили, что эпидемия кончилась.

Интернету, после того как доказалось, что он был контролируем, верить перестали. Любая другая связь, дающая возможность понять, что общаешься с живым человеком, утратила смысл – ведь с восьмидесятипроцентной вероятностью завтра его могло уже не быть.

Непросто общаться с будущим мертвецом.

Единственное, чему оставалось верить – собственные ощущения. Те, кто не верили и в них – стали первыми жертвами новой фобии.

А кто верил – сорвались в путешествия. Транспорта и питания к нему теперь стало вдоволь. Дороги остались, а воздушные границы перестали существовать.

За ненадобностью.

Но большинство людей предпочитало двигаться пешком. Часто даже без карты – просто день за днём идти вдоль выбранной дороги. Или не идти по ней, а просто куда глаза глядят.

Новые массовые кладбища были скрыты от лишних глаз, чтобы не давить на сознание. А незнакомые места, о существовании которых идущие даже не подозревали, часто начинались прямо за городом, прямо за вторым перекрёстком от привычного маршрута.

Не всех это удивляло – многие были уже слишком циничны, кто-то слишком много повидал, чтобы просто так испытывать чувство удивления. А кто-то устал от всего.

Уцелевшие спутники следили за такими путешественниками. Часть из них была взломана хакерами, которые таким образом удовлетворяли свою тягу к новому. Хотя и некоторые выжившие и никому не нужные офицеры, в чьи обязанности ранее было вменено следить за изображениями с экранами, развлекались подглядыванием с недосягаемой высоты.

И так один из спутников, пролетая по-над меридианом, в некоторый момент дал чёткую картинку двух движущихся объектов. Небольшие такие, с вкраплениями отдельных металлических объектов, с температурой чуть выше окружающей среды. Люди то есть. Неторопливо двигающих по оврагу, в котором проходила трёхпутевая железная дорога.

Но наблюдателю, сидящему за пультом, картинка интересной не показалась. Двое молодых людей неэкстравагантного вида, пыльных и потных от долгого пути по бестеневой местности. Шли они сильно раздельно – по разным склонам, не притормаживая, не разговаривая, и не примериваясь к шагу друг друга. Давно идут, вместе идут и знают куда идут.

Наблюдатель знал этот регион – впереди этих двоих не ждало ничего интересного. И сами они неинтересные. Просто ещё одни из.

Он ещё немного посмотрел на смещающуюся картинку с двумя объектами с температурой выше окружающей среды, забыл про них и занялся поисками забавы на следующие два часа.

Второй из идущих приостановился поглядеть в голубое небо, выцветшее до белизны. Глаза заливал пот, песчаные склоны пышели жаром, перспективу обрубали поднимающиеся голые склоны, разнообразящиеся наверху мелким мусором вперемешку со старой галькой, выгребённой из-под шпал. А вид вперёд был таким же унылым и дрожащим от горячего воздуха. И туда уходил пятый.

Точнее, это он был пятым, а тот, идущий впереди – вторым. Но стоящему хотелось, чтобы было наоборот. И чтобы стало прохладней, зеленее и некоторое разнообразие вокруг.

Но хотеть в августовский полдень в полупустыне – это лишнее. Лучше идти дальше, потому что закапываться ещё рано – Второй говорил, что настоящая жара уже прошла, теперь всё плавно смещается к осени.

Хотя ему лично так совершенно не кажется.

Стоять на солнцепёке надоело, и он пошёл. Прибавить ходу, чтобы догнать второго… глухо дело. Всё равно он где-то остановится, и будет ждать, пока Пятый его не нагонит.

Но как же всё-таки жарко. Настолько, что в одиночку идти легче. Не надо на что-то показывать, подходить поближе, чтобы рассмотреть… да на последнем перегоне такого так и не встретилось.

Он переставлял ноги, ставя их шире, чтобы не мокло в шагу – там натёрлось уже и болело. Ничего стоящего в поле зрения не попадалось – даже саксофон, прислонённый к километровому столбу – это всего лишь саксофон, прислонённый к километровому столбу. Но он всё-таки притормозил – сквозь пелену жары к нему пробилось некоторое изменение происходящего к лучшему. Успокаивая зуд под черепом, он остановился.