Алекс Вурхисс - Désenchantée - [Dé]génération

Вольф подумал, что эти подробности личной жизни нового полицай-президента Райхсштрафабтайлунга 5 5 Райхсштрафабтайлунг – отдел по исполнению наказаний. Часть Райхсминистерства Безопасности, в ведении которой находилось исполнение утвержденных приговоров; девушке лучше услышать от Греты лично. Впрочем, ему и без того было что рассказать своей пленнице. Кстати, он соврал ей – кошмары Вольфу не снились лет с пятнадцати, наверно.

– Зато сейчас ваши чернорубашечники насилуют этнических турчанок! – воскликнула задержанная, тем не менее, избегая делать резкие движения – видимо, знакомство с браслетом пошло на пользу. «Умная девочка… пожалуй, Дезашанте», – мысленно улыбнулся Вольф.

– Я Вас не понимаю, – сказал Вольф. – Какие еще «чернорубашечники»?

– FSP 6 6 FSP ( Freunde der Staadtpolizei ) – «друзья полиции», добровольные народные дружины; , – пояснила задержанная.

– Вы дальтоник? – сочувственно спросил Вольф. Девушка отрицательно покачала головой. – Странно, насколько я знаю, форменными у «друзей» являются рубахи расцветки «песчаная цифра». Надо у жены уточнить, вносила ли она какие-то изменения, хотя, наверно, она бы рассказала мне о столь радикальных переменах…

– Не паясничайте! – и все-таки, у нее потрясающий самоконтроль, подумал Вольф, любуясь своей подопечной. Глаза кипят гневом, но сама и не дернется, чтоб, не дай Бог, током не шибануло… – Вы прекрасно понимаете…

– Даже лучше, чем Вам кажется, – согласился Вольф. – Вы называете наших мальчиков «чернорубашечниками», лепите на них замшелые ярлыки прошлого, но что вы знаете и о них, и об этом прошлом? Лишь то, что вам втрамбовали в голову ваши либеральные учителя. Вы считаете нас нацистами? Но разве мы преследуем или подвергаем геноциду какую-то расу, национальность, религию или класс? У нас полная религиозная свобода, в Берлине, сердце Нойерайха, работают мечети и синагога. Число представителей ненемецких и неевропейских народов сократилось, но тех, кто нам не сопротивлялся, не притесняют. Разве нет? Так чем же мы похожи на Третий рейх? Символикой? Но у нас нет свастики. Или униформой? Но даже она не сильно отличается от униформы бундесвера или ННА. Чем?

– Не считайте нас невеждами, – ответила задержанная, попытавшись придать голосу холодность (получилось не очень, слишком уж девушка была разгневана и обескуражена), – мы хорошо усвоили уроки истории, в отличие от…

– Если бы вы хорошо усвоили уроки истории, – сказал Вольф, надевая пиджак (он одевался партикулярно не из нелюбви к форме, а потому, что статус Райхсминистра давал ему право носить гражданскую одежду, а Вольф считал, что использовать свое право – тоже обязанность), – то не наступили на те же грабли во второй раз. Однажды Германию уже пытались поставить в позу – потом плакало полмира. История всегда дает одни и те же ответы на одни и те же вызовы. Вы думали, что умнее исторического процесса, но это не так.

Он сел в удобное кресло и скрестил руки на столешнице перед собой:

– Вам с детства вдалбливали, что Вы уникальны, и Вы поверили. Но ваша уникальность – это уникальность винтика в механизме. Вы были частью механизма управляемого хаоса, Коюн. Вы никогда не замечали, что Ваша «уникальность», Ваш «неповторимый внутренний мир» – калька с внутреннего мира тех, с кем Вы шли в одном строю, отвергая в своей идеологии саму идею того, чтобы идти в одном строю с кем-то.

Вы повторяли заученные лозунги, искренне веря, что это и есть Ваши убеждения. Предварю Ваш вопрос – мы ничем не отличаемся от Вас, кроме одного – мы не лжем себе. У нас есть Орднунг. Он один для всех. Мы это знаем и не пытаемся это отрицать. Вы же, имея свой не декларируемый, но жестко регламентируемый либеральный Орднунг, усиленно старались всем показать свою «независимость». Я мог бы искренне посмеяться над вами, не будь ваше поведение преступлением.

– И в чем же здесь преступление? – спросила Коюн, продолжая имитировать ледяной тон.

– Глупость – всегда преступление, – сказал Вольф. – Раньше преступление называли грехом, и были правы: любой преступник вредит, прежде всего, сам себе, а уж потом окружающим. Вы обманывали себя, и обманом вовлекли себя в антинародное движение…

– Какое Вы имеете право говорить от лица народа? – скривилась Коюн.

– Я являюсь частью этого народа, – парировал Вольф. – И его судьба мне не безразлична. Вы думаете, я бы не хотел, чтобы все были свободны? Хотел бы. Но пастух не может дать свободу овцам, чтобы их не растащили волки. А овцы – существа глупые, и без пастуха разбредаются, на радость волкам.