Антон Фантиков - Невидимки

– Док, кого привлечем к генерации идей?

– Надо зайти к Актрисам. Вчетвером эти девчонки, при нестандартности их мышления, рождают поистине чудесные варианты решений любой задачи. Туда отправлюсь я.

– А я зайду к Эльпсиху, порадую!

– Крот, я надеюсь, ты шутишь. Во-первых, перестань его так называть, – осек его Доктор. – Во-вторых, Эллипсу план доведет Председатель. Вы вдвоем слишком горячие, а вместе еще и бестолковые. Ты лучше подумай, как нам иглы пронести незаметно или может заранее спрятать их в оцепленном помещении.

– Лады, Док. А куда мы Макса отправим?

– Я лидеров групп оповещу и со своими попробую что-нибудь придумать.

– Хороший план. Тебе больше других надо ногами поработать – иди следующим.

В ближайшие десять минут все разошлись. Последним оставался Крот, которому спешить было не к кому – эпидемия забрала у него всех: и родителей, и жену. Он задержался подольше, обдумывая заданную ему задачу. Вместе с прозрачностью он приобрел раздражительность и неуравновешенность, но обдумывая практическую сторону вопроса, становился собой прежним. Постановка цели, поиск путей ее достижения, определение сложностей и подводных камней по каждой возможной траектории развития событий – его математический ум, раз за разом проходил различные варианты. И с каждой представленной неудачей, он все больше убеждался в невозможности достижения поставленной цели.

Иглы, которые предлагал пронести Док, по сути своей – металл. Его легко обнаружить даже в столь малых количествах. Раз на мероприятии будет вся верхушка, значит, меры безопасности будут максимальные. Пронести тайно вряд ли удастся. Вернее удастся одну, может две, если придумать много разных тайников. Но разоблачение даже одного участника их акции может погубить все. Это недопустимо – другого такого шанса может не представиться. Спрятать иглы заранее в тайниках также сложно – все будет обыскано ни на один раз, а проверять входящих начнут чуть ли не за неделю до мероприятия. В любом случае придется рисковать. Его задача этот риск минимизировать.

Оставленная обществом штаб-квартира быстро выстудилась. Холод не способствовал сосредоточению. Крот сбросил оцепенение, встал размять замерзшие ноги. Он быстро собрался и отправился домой. Обвисшая на сильно похудевшем в какие-то несколько месяцев теле одежда смотрелась мешковатой и нелепой. На осунувшемся лице появились злые морщины. Исчезнувшее на недолгое время выражение мстительности, вернулось при выходе из задумчивости. Узнать в этом отталкивающем образе жизнерадостного веселого парня, легко справляющегося с любыми жизненными невзгодами и проблемами на работе, у его знакомых, встречающихся с ним на улице, получается далеко не всегда и совсем не сразу.

У его жены после заражения болезнь протекала легко, даже легче, чем у него: основной признак – побледнение кожи – не был выраженным. У нее отказывались даже тест брать, а назначение на покупку остромина выдали только через неделю, когда применять его было уже поздно. Крот, тогда еще ни разу так не названный, конечно бы купил препарат за любые деньги любимой жене, но без назначения врача его продавать было запрещено. Эту меру ввели еще в первый месяц эпидемии, когда охваченные паникой люди скупали все, что могло бы им помочь. Болезнь поначалу Крота с женой не особенно напугала. Но в какой-то момент произошло резкое ухудшение самочувствия. Приехавшая через три часа скорая помощь констатировала смерть. Причиной смерти назвали остановку сердца – одна из многих побочных патологий.

Сам Крот поправился через две недели после разлуки с женой. А еще через неделю прервалась связь с изолятором, в котором находились его родители. Ходили разные версии о возникновении технических проблем со связью. Вроде бы тогда официально признали кого-то виновным, осудили – его это не волновало. Но связь с родственниками так и не появилась, он остался один. Стал много думать, искать причины происходившего вокруг до его собственной трагедии и совсем выпал из общественной жизни. Как снег на голову на него обрушилось известие о просочившейся в изолятор эпидемии, о катастрофических ее последствиях. Это сломало его.

Отсидев пятнадцать суток в казематах за битые стекла в здании администрации, он совещался с бутылкой коньяка о способах мести за искалеченную жизнь. Неизвестно чем бы это закончилось, но к нему пришел его начальник – человек, с которым кроме рабочих отношений его ничего не связывало. Этот абсолютно чужой человек спас его, дал ему четко сформулированную цель и стал определять способы ее достижения. Теперь настало время расплатиться с Председателем за возвращение его к жизни, отдать жизнь, если это необходимо для достижения их общей цели.