«Стыд – ерунда. Монстры за стыдом не приходят, – говорила Честность. – Сколько раз я была позорницей? Да раз сто. И никаких монстров не видела. Наказание – да, пожалуйста. А монстры – никогда. Всегда всё одинаково – покарают, поднимут до «средне», и опять ты славная матка. А замуж всё равно отдадут. Всех отдают. И детей разрешат оформить. Всем разрешают. Верней, заставляют». Действительно, у Честности были самые низкие оценки на участке. Семьевладение у нее было поганое, то есть без господина, одна мать и брат, совсем устаревший, чиненый-перечиненый. Мать Заботы не одобряла такой дружбы, но запретить видеться с Честностью не могла, поскольку Забота встречалась с ней на трудовом фитнесе «во благо участка и больше» (что такое «больше», Забота не знала). Честность во время фитнеса рассказывала подругам чудные истории – то ли сказки, то ли древние были – совсем-совсем древние, о тех временах, когда семьевладения жили вне интерфейса. Речь там шла о скверных бабах – как они дерзили и пренебрегали рейтингом, но их не наказывали, а наоборот, почему-то поощряли. Одна строптивица, Элизабет, вышла замуж за главного господина, хотя была позорницей, и мудробаба ее отчитала. Иногда, впрочем, древние в рассказах поступали как надо – одну мужланку, Жанну, сожгли на костре за то, что она командовала господами, а те подчинялись из-за какой-то войны. Честность сама немного походила на тех древних баб, – ей бы жить в сказках, а не в нормальном мире, где она слыла никудышной. Мать ее совсем не стыдила, и вразумлением Честности занимались старейшины: публично пороли раз пять – однажды высекли сразу и ее, и мать, – а позорили на лобном месте бессчетно. Но, как Честность и говорила, после наказания параметры снова поднимались до желтых, и никудышная подруга жила дальше, никаких монстров не видела и в аду не бывала. И жениха ей действительно подыскали (хотя, конечно, завалящего, не чета заботиному Уму).
Тем не менее бабы таки пропадали. Та же подруга пересказала Заботе тревожные слухи о том, что из другого участка недавно исчезла нерожавшая матка. Говорят, заявила родне, что сама хочет быть позорницей, а женскими пустяками заниматься отказывается! Ее начали было лечить, а она взяла и исчезла. «Так-то, – подытожила Честность. – Видимо, в ад можно уйти только по собственному желанию, то есть по дурной болезни, приходящей от подлых мыслей… Только если взбесишься, монстры тебя и заберут… А иначе ничего тебе не угрожает, бояться нечего».
Забота тогда сильно встревожилась, вспомнив о Радости. Ее старшая сестра погибла шесть лет назад. Исчезла . Сказали, что случайно утонула. Но Забота подозревала худшее. Радости к тому времени исполнилось четырнадцать – пришла счастливая пора, плод созрел и соком налился. Но вместо благодарности и благоговения Радость заболела… как раз той самой дурной болезнью, черным бешенством. Во время обряда обмера ГТБ она по-мужлански взглянула в лицо родителям жениха и заявила, что пусть лучше меряют грудь своим курам, и из них выбирают жену недоумку. И вообще, дом их вонюч, и она туда не пойдет. Господин, конечно, сразу же приказал матери вылечить бесноватую, но не помогли ни целебная порка, ни понижение зрения с повышением нормы милых пустяков до «строгой». Радость продолжала бессовестно болеть, бесясь маткой. На следующей ступени вразумления ожидалось уже личное участие семьевладельца. Но им повезло с господином: от безмерной доброты он не стал прибегать к обычным лекарствам от бабьей строптивости и просто одарил дочь сострадательным словом – высказал ей в личном сообщении, что при таком поведении даже минусовый муж не захочет раздвинуть ей ноги и обрюхатить, а вместо этого измордует, плюнет и бросит на поругание сонмам. Но слова любви не подействовали на бесноватую; речь ее по-прежнему была ядовита, как желчь. Жалея доброго господина, Забота тоже решила вразумить сестру и сообщила ей, что «родители лучше неё знают, что для неё лучше» (при этом искоса глянула на индикатор: «кротость» и «благодарность» добавили сотые доли). Полуслепая Радость после целебной порки лежала на животе, отдыхая в перерыве между пустяками. Строгий режим не позволял ей бездельничать больше десяти минут, – если же лентяйка затягивала со временем, активировались болевые центры. «Семьевладельцу поклон», «родители плохого не пожелают», – изрекла Забота очередные «Слова для бабьего рта» и услышала в ответ: «Родители желают плохого. Мне сейчас очень плохо». «Боль во исцеление…» – начала было Забота, но Радость перебила: «Это боль не во исцеление, это просто боль и раны». И неловко повернувшись набок, добавила: «Беги отсюда, Забота. Я сбегу».
Читать дальше