Рэй Брэдбери - И грянул гром - 100 рассказов

— Нет! Не смей! Прекрати!

У него брызнули слезы. Тело содрогнулось от рыданий.

Она отстранилась.

Ледяные щупальца, отпустив его шею, тотчас превратились в теплые, ласковые, нежные руки.

Все-таки это была Бет.

— Боже, боже, боже, — причитал он. — Нет, нет, нет!

— Ах, Чарльз, Чарли, — виновато заговорила она. — Прости. Я не хотела…

— Нет, хотела. Видит бог, ты этого хотела!

Он не мог с собой совладать.

— Да нет же! Ох, Чарли… — Ее тоже душили слезы.

Соскочив с кровати, она обежала спальню и щелкнула каждым выключателем. Но света все равно оказалось мало.

А его не отпускали рыдания. Она скользнула к нему под одеяло, прижала к груди его распухшее от слез лицо, крепко обняла, долго баюкала и гладила, целовала в лоб и не мешала выплакаться.

— Прости, Чарли. Ну прости меня. Я же не нарочно…

— Нет, ты нарочно!

— Это всего лишь игра!

— Игра! Ничего себе, игра! Игра, игра… — всхлипывал он.

Наконец он затих рядом с ней и снова ощутил тепло сестры, матери, подруги, возлюбленной. Сердце, прежде рвавшееся из груди, теперь билось почти ровно. Кровь спокойно пульсировала в жилах. На грудь больше не давила тяжесть.

— Ох, Бет, Бет, — тихо простонал он.

— Чарли, — сокрушенно откликнулась она, лежа с закрытыми глазами.

— Никогда больше так не делай.

— Не буду.

— Обещаешь? — всхлипнул он.

— Обещаю, клянусь.

— Ты растворилась, Бет, — это была не ты!

— Клянусь, верь мне, Чарли.

— Ну ладно, — смирился он.

— Ты меня простил, Чарли?

Он долго лежал не шелохнувшись, но в конце концов кивнул, будто решение далось ему нелегко.

— Простил.

— Я так виновата, Чарли. Давай постараемся уснуть. Свет выключим?

Молчание.

— Чарли, выключить свет?

— Не нужно.

— При свете мы не заснем, Чарли.

— Оставь несколько лампочек, пусть пока горят, — попросил он, не открывая глаз.

— Как скажешь. — Она прильнула к нему. — Пусть горят.

Он сделал глубокий судорожный вздох и ощутил легкий озноб.

Его трясло минут пять, но потом ее объятия, ласки и поцелуи прогнали дрожь.

Час спустя ей показалось, что он уснул; тогда она встала и погасила свет, оставив на всякий случай только одну лампочку — в ванной. Но стоило ей вернуться в постель, как он заворочался. Его голос, хрипловатый и растерянный, произнес:

— О Бет, я так тебя любил.

Она взвесила его слова.

— Поправка. Люблю .

— Люблю, — согласился он.

Она битый час лежала без сна, глядя в потолок.

Утром, намазывая маслом подсушенные хлебцы, он вдруг посмотрел на нее в упор. Она как ни в чем не бывало пережевывала бекон. Поймав этот взгляд, она усмехнулась.

— Бет, — позвал он.

— Да?

Как ей сказать? Ему стало холодно. Даже в лучах утреннего света спальня почему-то казалась сумрачной и тесной. Бекон был пережарен. Тосты подгорели. У кофе появился тошнотворный привкус. Лицо Бет заливала бледность. А он ощущал, как тяжело стучит его сердце — словно усталый кулак в чужую запертую дверь.

— Я… — начал он. — Нам…

Как сознаться, что его охватил страх? Ему привиделось начало конца. А за той последней чертой не будет никого и ничего — никогда в жизни.

— Ладно, пустяки, — бросил он.

— Еще через пять минут она спросила, ковыряя вилкой яичницу:

— Чарльз, хочешь, вечером опять поиграем? Теперь мой черед водить, а ты будешь прятаться, выскакивать из укрытия и кричать: «Замри-умри!»

У него перехватило дыхание.

— Нет.

Ему совсем не хотелось открывать в себе темные закоулки.

На глаза навернулись слезы.

— Нет, ни за что, — отрезал он.

1980

Gotcha!

© Перевод Е.Петровой

Он почувствовал: вот сейчас, в эту самую минуту, солнце зашло и проглянули звезды — и остановил косилку посреди газона. Свежескошенная трава, обрызгавшая его лицо и одежду, медленно подсыхала. Да, вот уже и звезды — сперва чуть заметные, они все ярче разгораются в ясном пустынном небе. Он услыхал, как затворилась дверь — на веранду вышла жена, и, глядя в вечернее небо, он почувствовал на себе ее внимательный взгляд.

— Уже скоро, — сказала она.

Он кивнул: ему незачем было смотреть на часы. Ощущения его поминутно менялись, он казался сам себе то глубоким стариком, то мальчишкой, его бросало то в жар, то в холод. Вдруг он перенесся за много миль от дома. Это уже не он, это его сын надевает летную форму, проверяет запасы еды, баллоны с кислородом, шлем, скафандр, прикрывая размеренными словами и быстрыми движениями громкий стук сердца, вновь и вновь охватывающий страх — и, как все и каждый в этот вечер, запрокидывает голову и смотрит в небо, где становится все больше звезд.