– Это где Бурлаков заправляет?
– Он в комитете узников и жертв. Но это формально, а фактически всю репатриацию контролирует. Все угнанные – это же жертвы. Ну и…
– Слушай, – перебил его Громовой Камень. – Нашему бы, ветеранскому комитету, да бурлаковские деньги. А? Чтоб кроме дембельских ещё бы на обустройство получить.
– Размечтался! – хмыкнул Гичи Вапе. – У нас рохля в председателях, вот и получаем вместо ссуды тёплые слова и наилучшие пожелания. А откуда у бурлаковцев деньги… болтают разное. В основном, одобрительно. Дескать, грабит Империю.
– Её можно, – кивнул Громовой Камень. – И нужно.
– Да, жалко, что наш Совет не успел присоединиться, но тут уж… кто за трофеями не успел, тот и опоздал. Ладно, это в сторону, так вот, которые едут через его комитет, это интегрированные одиночки, до нас они не доезжают.
– Так ты ж сам говоришь, интегрированные, мы им не нужны.
– А они нам? И ещё. Мы им нужны, а что они этого ещё не поняли… Ну, так это и будет твоей работой.
Громовой Камень медленно, но уверенно кивнул.
– Понял. И куда мне ехать? В Кратово?
– Там уже всё есть. Но нам на уровне, – Гичи Вапе ткнул пальцем в потолок, – удалось договориться о шауни, как о втором иностранном по желанию. Первым оставляют английский, мало ли что, а шауни внесли в перечень вторых. Как узнали, многие и с той стороны, и от нас поехали в Ижорский Пояс. И ещё поедут. Там стройки, заводы… А точнее скажут в Ижорске. Ну?
– Не нукай, не запряг, – ответил по-русски Громовой Камень и рассмеялся. – Слушай, а если б ты не встретил меня?
– Я бы приехал к тебе в стойбище, – твёрдо ответил Гичи Вапе и упрямо повторил: – Ну?
– Без «ну», комбат, – Громовой Камень шевельнул плечами, намекая на стойку «смирно». – Приказы не обсуждают.
– Я не могу тебе приказывать, – тихо сказал Гичи Вапе.
– Ну, это я сам решаю, – отмахнулся Громовой Камень. – А Ижорский Пояс… смутно что-то. Он далеко?
– Смотря откуда, – улыбнулся Гичи Вапе. – Ну что, пойдём оформляться?
– Пошли, – кивнул Громовой Камень, гася окурок и подтягивая к себе палку.
Своего комбата он мог не стесняться: хоть не воевали вместе, но в одном госпитале лежали, а что Гичи Вапе из настоящих шеванезов, и его род был в числе тех пяти первых, что, спасаясь от резерваций, ещё до Империи, будь она проклята, ушёл в Россию и обосновался на Великой Равнине, а он сам – шеванез по названию, его род пришёл гораздо позже и получил разрешение поселиться, всё это для них, фронтовиков, по фигу. Есть племенное родство, а есть фронтовое братство.
– Тут ведь ещё проблема, – Гичи Вапе шёл медленно, словно раздумывая, а не подстраиваясь к его шагу. – Дети. Понимаешь, мы теряем детей уехавших. Приехали-то мужчины, женщин и детей в резервациях почти не оставалось, там не этноцид, геноцид шёл в полном объёме, – Громовой Камень кивнул, показывая, что знает и понимает разницу. – А здесь пошли конфликты, и многие уезжают именно из-за этого. Там они женятся на русских, и… словом, это называется оскудением генофонда.
– Ты, комбат, меня не убеждай, я всё уже понял.
Гичи Вапе кивнул и, открывая перед ним очередную дверь, тихо сказал на шауни:
– Спасибо, собрат.
Было уже совсем темно, когда Громовой Камень тяжело взобрался на высокое крыльцо дома Михаила. Оформление бумаг, как в любой канцелярии, дело не быстрое, а потом они с Гичи Вапе посидели в чайной, а ещё потом он зашёл к Веронике Львовне, поговорил о прошлом и проконсультировался по кое-каким методическим и дидактическим вопросам. Так что и находился, и насиделся, и наговорился он сегодня досыта.
В прихожей, освещённой из кухни, он снял и повесил шинель, сел на табуретку и с натугой, но довольно удачно стащил сапоги. Выбежавшая из кухни Росинка подала ему мягкие простые мокасины и забрала на просушку портянки, а Михаил громко позвал:
– Давай, браток, как раз вовремя.
Стол был уже накрыт к ужину и… даже стопочки стояли. Громовой Камень подошёл к умывальнику, вымыл руки, ополоснул лицо и вытерся чистеньким полотенцем, висящим рядом на гвозде.
– У меня отгул завтра, – объяснил Михаил, открывая бутылку водки. – Так что можем себе позволить.
– Давай, – согласился, усаживаясь за стол Громовой Камень. – У меня там в карманах ещё.
Михаил кивнул возившейся у печки Росинке, и та, выбежав в прихожую, тут же вернулась с двумя консервными банками.
– О! – восхитился Михаил. – Гуляем, браток!
– Гулять, так гулять, – улыбнулся Громовой Камень.
Читать дальше