Подмастерье много ошибался. Если его фигурки получались некрасивыми, перекошенными, даже уродливыми, Мастер никогда не выбрасывал и не ломал их, и уж тем более не исправлял сам.
– У меня так плохо вышло, может быть, переделать? – однажды осмелился спросить Подмастерье, глядя с состраданием на нескладное нечто в своих руках. – За что ей быть такой, она ведь не виновна в моём неумении!
– Принимай то, к чему ты причастен, в этом есть часть тебя. Отвергая, отвергаешь себя, – глуховато ответил Мастер и бережно убрал фигурку в корзину, рядом со своими идеальными. Подмастерье не понял и кивнул.
Мастер не делал много одинаковых поделок, брался за новое, словно искал что-то, но не мог найти. Каждый раз, создавая мягкие фигурки, он оживлялся, был предельно точен, аккуратен, и почти нежен. Громко дышал, Подмастерье слышал, как воздух шумит внутри него, и любил этот звук, настоящий звук живого Мастера. Особенно в такие моменты, когда учитель вдыхал глубоко, грудь его вздымалась, широкие плечи от этого казались еще шире, и потом выдыхал прямо в фигурку. Это было похоже на волшебство. Выдыхал, внимательно за ней наблюдал, когда начинала шевелиться, подносил к уху, прислушивался, бережно усаживал фигурку в корзину и спокойно изрекал: «Опять не то».
На рабочих столах после живых фигурок оставалось часто что-то мокрое, скользкое и неприятное. Убирать это должен был Подмастерье, но такие фигурки нравились ученику больше всего, что они делали. Мастеру, наверное, тоже, потому что он отправлял их на дно корзины сам, не наполнял её, почти пустую бережно нёс в руках.
Подмастерье вырос Мастеру уже по плечо, только Мастер был большим и сильным, а Подмастерье щупленьким и слабым. И они работали, работали, работали. Однажды живая фигурка получилась очень цепкая, быстро вскарабкалась по стене корзины до самого верха, и Подмастерье, испугавшись, что она разобьется, спрыгнув на каменный пол, схватил её. Видимо, он не рассчитал и сжал слишком сильно, шевелиться она перестала. Ученик ещё больше испугался и попробовал сам вдохнуть в неё, но безуспешно. Мастер обернулся, увидел на ладони ученика бездыханную фигурку, лицо его на мгновение омрачилось гневом, но лишь на мгновение. Складка на переносице разгладилась, губы расслабились, он принял фигурку из дрожащих рук, с шумом набрал полную грудь воздуха и вдохнул. Подождали. Фигурка зашевелилась и была вновь отправлена в корзину.
– Я только хотел… – попытался оправдаться Подмастерье, но Мастер перебил его.
– Я знаю.
Когда Мастер перебивал, он не хотел говорить. Совсем. Но ученик не мог сдержаться…
– Как же ты понесёшь её, она ведь снова вскарабкается и выпрыгнет по дороге?
Мастер посмотрел на него неожиданно одобрительно.
– Там темно. Пока я несу их к свету, они спят, никто никуда не убегает. Никто не захочет убегать в пустоту.
В тот день Подмастерье так разволновался, что, когда Мастер ушел, открыл дверь и с порога выглянул ему вслед. Там действительно было темно и пусто, тогда он закрыл дверь, лег и уснул.
Изгибы и острые углы – то, что дается сложнее всего. Изгиб должен быть настоящим, правильным, гладким, не испортить его, не искорежить очень сложно. А острое должно быть острым, острое нельзя затупить, и изготовить такое еще сложнее: материал должен быть прочным, но поддаваться. Мастер всегда говорил: «Научись делать простое, и потом я научу тебя делать острое». Подмастерье знал, что это что-то очень важное. Он очень старался, но острое часто тупилось, получалось слишком мягким или слишком хрупким, и тогда он ещё больше старался. И вот однажды он делал острое и обломал вершину, привычно взглянул на Мастера, ожидая, что тот покажет, как верно. Мастер склонил голову на бок, посмотрел на него с прищуром и сказал: «Сам». А потом собрал в корзину все фигуры и ушёл.
Подмастерье не лег спать, как обычно, а принялся раз за разом делать острое. Он делал – фигурки ломались, он снова делал, и снова ломались, и скоро на столе перед ним была уже целая груда осколков, руки его были изрезаны, он продолжал.
Мастер вернулся, принес еду и материалы, но Подмастерье отказался есть и продолжил делать. Тогда Мастер собрал осколки в корзину и унёс их, и он вернулся во второй раз, застал Подмастерье за работой и снова забрал корзину осколков и унес их, а когда вернулся в третий раз, то перед ним на столе были острые вершины, иглы, зубы, льдинки, прочные и идеальные в исполнении. Мастер кивнул головой, собрал их в корзину и унёс.
Читать дальше