Катя Матуш - МОБ

– Убью…

Я кинулся на парня первым. Секира осталась лежать на земле, так что ничего не мешало мне сразу задействовать когти. Я просто поднял руки и с хлопком сомкнул их у него на затылке, впиваясь поглубже. В этот же момент почувствовал кровяное тепло на пальцах.

– Ах ты дрянь!

Человек схватил меня за шею и ему, видимо, было плевать, что вместе со мной он снимет с себя скальп.

«Я понял, как с тобой нужно разговаривать… а пока отдохни!» – последнее, что я услышал перед тем, как моя голова повстречала частокол.

Очнулся я, как и всегда, посреди площади. Стараясь не смотреть вокруг сразу отправился к кормильне. В прошлый раз я настолько залюбовался Ырканом, что походу голову потерял… от любви!

Еще во время ночного разговора с тем парнем, на которого я зачем-то все равно бросился, я решил кое-что проверить… Не похож он на вруна, да и зачем ему так фантазировать. Тем более я сам убедился, что провалы в памяти у меня все же имеются. В нашу первую встречу я ни ери не помнил, как меня убили, в этот же раз я до сих пор чувствую кровь на руках. Я ощущал ту же ярость, неподконтрольную мне жажду, но полностью отдавал себе отчет о происходящем.

Как я мог забыть про наш прошлый, хоть и недолгий, разговор! Я в жизни не общался ни с кем, кроме соплеменников. У меня осталось столько вопросов! А теперь их стало еще больше!

Теперь я почти бежал, боясь зацепиться взглядом за что либо, что могло меня отвлечь.

– Тетя! – окрикнул я крупную женщину, которая хоть мне и не родная, с мамой была в хороших отношениях и похожа на нее, как сестра.

Тетя, как и многие женщины, и моя мать, работала кухаркой. И сейчас укладывала тарелки после завтрака на огромную тележку для транспортировки на мойку. Я мало с ней общался в последнее время. Она была намного крупнее меня и мой взгляд всегда упирался в ее заляпанный передник, до боли напоминающий мамин. Ее белые волосы сползли ниже плеч. Нос уже не казался таким мясистым как раньше, и с каждым годом провисал, скручиваясь под собственной тяжестью. Но запах не менялся. После маминой смерти она всегда была рядом, да и до нее тоже. А потом…

– Здравствуй, Сынок!

Приятный женский бас мигом наполнил меня теплом. Тут же я вспомнил недавнее счастливое наваждение на площади, оно было намного приятнее и сильнее, отчего сейчас показалось мне не настоящим.

– Когда умерла мать? – выпалил я, как поймал на себе ее стопроцентное внимание.

– О, милый, не думай об этом, она всегда с…

– Когда?! – уже настойчивее спросил я.

– На тысяча двадцать первой луне, – поправляя передник прошептала Тетя.

«Двадцать первой, двадцать первой…» Я побежал в храм, – единственное место во всей деревне, где висел лунный календарь. Влетев в приоткрытые двери на полном ходу, я чуть не обрек себя на вечные страдания и пожизненную чистку отстойников. А именно это бы мне грозило, сбей я жреца за молитвой.

Наш храм жалкое подобие тех, что были нарисованы на его же стенах. Белые колонны и позолоченные ступени у нас скромно заменяло обшарпанное ветром и недоласканное солнцем дерево, чьи трещины давно скрылись за толстым слоем мха. К слову сказать, – отвратительного на вкус мха. Будто специально его оставили украшением святилища и отравили, дабы не повадно было объедать свято место.

Я стоял напротив деревянной статуэтки Ыркана, занимающей тут центральное место. В таком полуразваленном храме, на фоне уже потускневших росписей, покосившихся стен, запаха гнили и плесени, он уже не казался мне тем великим… богом-правителем. Позеленевшая древесина ему куда более к лицу, на секунду я решил, что наша статуя на площади с браком. Но интересовало меня сейчас не это. Аккурат за его спиной на покосившемся желтом листке нашей письменностью было аккуратно выведено 1031.

Я не мог поверить своим глазам! Мать умерла уже как десять лет, а мне до сих пор кажется, что это случилось пару лет назад… Пару лет. Как произошло, что я ни ери не помню почти о трети своей жизни?? В двадцать моя жизнь будто… Остановилась?

Выйдя из храма я неспешно пошел к центральной площади, и старался сделать как можно более не задумчивый вид. Почти не помня жизни, я помню сражения, много сражений… И…

Уже при подходе к площади меня осенило. Все соплеменники были в сборе, уже со знакомым мне воздаянием они смотрели на белоснежную статую совсем непохожего на нас. Ничего даже не напоминало о ночном побоище, что я заметил еще в детстве. Ворота бревно к бревну были плотно заперты, и не имели и намека на взлом. Я уж было предположил, что в деревне завелся предатель и сам пускает к нам всех, кого не попадя. Но неужели за все это время его бы не вычислили…